Из нового новелистического цикла: " Я и Мадэлайн"            
                                                               

                                                               ПЕЧАТЬ

     С утра я копался в сарае. Мадэлайн возилась на кухне. Соседи долго чинили крышу. Что они там такое делают? – думал я, сдувая пыль со всякой, давно забытой всячины.
     -Ты представляешь, у меня ничего не выходит с грогом!? – внезапно заикнулась Мадэлайн у меня за спиной.
     -Дорогая, так и офонареть можно! – досадно-спокойно произнес я. На неё нельзя было кричать.  – А в чем, собственно, дело?
     -В чём дело?! Ты оглох!? – Она почти рыдала. – Ты оглох! О, да! Тебя ничего не интересует, кроме твоих … ! А что здесь делает эта курица?!
     -Это – петух, дорогая. – Научился я не нервничать с тех самых пор, когда увидел, как моему другу, Теду Гарнеру, снесло полголовы во время смерча тридцатилетней давности. Бедный Тед! Мы с ним намеревались провести пару веселеньких ночей, перед тем как нас окольцуют ушлые дамочки. Добрались на его «мустанге», присели для храбрости перекурить, первым вошел я, а он войти не успел. Дверь сорвало с петель, мимо меня со свистом пролетело полдерева, нахлобучив на ветки голову Теда. Больше ничего не помню.
     -Это – курица, дорогой! – Я буду настаивать на своем, потому что … грог всё равно не получился бы. Зато пригорюнился паштет из шампиньонов. Надо, не забыть, добавить туда горчицы. А то его ненаглядная сестра обязательно скривится. И какого черта каждую пятницу она, вместе со своим старшим сыном, появляется за их обеденным столом?
     -Хорошо, дорогая, это – курица. – Интересно, что-то тут такое я, кажется, обнаружил. Только вот не помню, что. Мадэлайн не дает вспомнить. Куда она смотрит? Ясно.
     -Хорошо, дорогой, это – петух. – Что такого он держит в руке? Ничего тебе не ясно. Что же такого он держит в руке, от чего, действительно, становится ясно? Ах, да. Печать. Та самая. Откопал. А ведь, как мы её однажды искали! Пора. А то грог перестоит. – Не забудь, что обед, как всегда в 3 часа дня.
     -Почему она согласилась, что это – всё-таки петух? Цып, цып, цып, дружище! Почему? Стучать перестали. Наверное, крышу уже заделали. Завтра нужно будет заделать самому. Дождь! Ночью барабанил. И до сих пор небо в какой-то дури. Логан, теперь ты не стой за спиной. Твоя мать ушла. Можешь присесть.
     -Как дела, отец? К тебе на обед всё так же приходит тётя Эмма? – Он совсем вырос.
     -Не плохо, сынок. Ко мне на обед всё так же приходит тётя Эмма. Я сегодня печать нашёл. Ты пришёл за нею? – Странно. Он всегда приходит, когда я её нахожу. Берет у меня. И долгие годы седеют без него.
     -За нею, отец. Это я тогда её спрятал. Прости! – Головку положил вот так, на плечо. Сидит на руках, не ёрзает. Конфетку хочешь?
     -Бери, сынок… - петух клюнул в колено. Да, где же печать? Значит, забрал…
     -Подумаешь, спрятал! Не надо вещи разбрасывать! Откуда же у пятилетнего ребенка понимание, что за потерю банковской печати дадут до десяти лет с конфискацией имущества?! – голосил фарфоровый сервиз в руках расторопной Мадэлайн. – Грудастая Эмма явится ровно в три! А уже… - без двадцати. ( Ох, не люблю я ходить в сарай. Там Логан повесился. …Запила я тогда. Тяжело было совсем одной. Парню исполнилось тринадцать лет. На вопрос – ответ, на вопрос – ответ, в какой-то момент – правдивый. А печать я нашла через несколько дней после похорон. Засунула потом куда-то… ).
     -А запах-то, запах, Мадэлайн! – Скорей бы Эмма со своим старшим пришла, а то, как зачерпнет половником, чем кормить буду!

                                                БАЛЬЗАМ

     Мадэлайн точила меня целую неделю. Сначала я весело терпел. Потом мне это надоело. Нельзя сказать, чтобы я сдался. Просто, в один из зимних вечеров, проходил мимо церкви. Снег подтаивал. Редкие прохожие кутались, и исчезали по домам. Морозец то пригорал, то отпускал. Но к ночи будет холодно. Хотя – середина марта.
     Потоптался на паперти. Герпес на нижней губе замучил. Войти, что ли? Какого черта я не пошел другой дорогой? Надо будет не забыть купить приправы. Ну и, дверь! Массивная. Кто-то прошмыгнул.
     - Святой отец, вы – куда?
     - Не далеко. Туалет не работает. Ты – помолиться?
     - И – посидеть. А то холодно.
     - Заходи. Будешь там не один.
     Не один! Зачем он это сказал? Как будто в церкви бывает по-другому. …Ну, вот. Никого нет. Поют. Для кого? …Теперь вижу, что – не один. Как их много! И все вот-вот потухнут. Некому принести новые? В прошлом месяце Мадэлайн столько купила, что хватило бы на целый собор.
     Улыбаются. Чему улыбаются? Ему? А он не улыбается. Грустный. И – одинаковый.
     …Куда же я шёл? Не могу припомнить.
     - Потише, пожалуйста!
     - А вы кто?
     - Я тоже куда-то шла.
     - Куда?
     - Не сюда. Забыла.
     - Да! Возраст…
     - Не за этим ли шли?
     - За – этим! А вы откуда знаете?!
     - Вижу. Сюда все приходят за этим.
     - Сюда?!
     - Помните, как Вы целовали Мадэлайн? В – первый раз? Думаете, если бы тогда на губах были такие пузыри, она вышла бы за Вас замуж?
     - Да, какое вам дело?!
     - Вышла бы за него. Дайте, помажу. Наклонитесь! Вот …так. Легче? На дорогу дать?
     - Что это?
     - Бальзам. Его бальзам. Любите её! …Пора, мне.
     А святой отец примерз, наверное. Бог с ним! Я тоже пойду. А то приправы к мясу не купить. И как у них голоса не осипли?
     Я так и знал! Ночь… . Часов не захватил.
     - Ну, ты и загулял, старый! Полсвета подняла на ноги!
     - Мадэлайн?!
     - А ты кого ожидал увидеть? Дьявола?!
     - А сколько меня не было?
     - Купил?
     - Дай, поцелую!
     - С ума сошел?!
     - Сошел! …
     - Где губы отогрел?
     - Хорошо было?!
     - Хорошо! Давно ты так не …
     - Слушай, а ты вышла бы за меня тогда, если бы…
     - Договаривай! Что смотришь? …! Вышла бы!
     - Точно?!
     - А ты помнишь, как волочился за мной?
     - А если бы не волочился?!
     - Сама бы у тебя на дороге встала! …Господи!!! Ходит бог знает где, а потом меня же допрашивает! До-мой! Перчатки надень. Мороз! Где они у тебя? В карманах? Ой, кажется что-то обронил… Некогда искать. Пошли.
 

                                                         ЗАПЕКАНКА

     Я не знаю, что со мной случилось. Но в последнее время танцую. Отдаюсь, так сказать, музыке и хореографии. Мадэлайн не одобряет. В мои-то годы, - просто ребячество! Молчит. Расстраивается. Сердцем. А я слышу. Силу моего искусства.
     Помогу ей. Сделать добро.
     Тренироваться не буду. До изнурения. Позволю себе однажды проснуться, этак, часов в пять вечера. Отказаться от диеты. Начать питаться коровьим маслом. …

     Больше ногами чечетки не выбиваю. А Мадэлайн наяривает печеное. За столом подружился с разными людьми. Полюбил родину.
     …Осенью загрустила моя Мадэлайн. Плюнула на всех гостей. Кроме парного молока на нашем столе уже ничего нельзя было найти. Остался лишь кружок его «Особых любителей». Записалась на курсы по знаковым системам. Стала переводить с венгерского. Выпустила сборник «Мексиканские яблони».
     Появились деньги. А с ними – счета. Понадобились мои руки. Её руки были заняты. Научился всему «женскому». Парное молоко скисло. В силу чего кружок его «Особых любителей» окончательно распался.
     Как-то сидел один. Мадэлайн была приглашена в Англию на «Шекспировские чтения». Руки и ноги были готовы к счастью.
     Хлопнула дверь. Дамские перчатки щелкнули по носику чайник. Пыкнули диванные пружины.
     - Как дела, дорогая?
     - Дела? Какие у меня могут быть дела?! Я никак не могла понять, почему они все смеялись? О чем таком я говорила, не помню… Ах, да! Кажется, о запеканке «фри».
     - Молокососы – они все. Мо-ло-ко-со-сы!