Было это давно, очень давно, так давно, что даже стал забываться этот сладкий привкус той маленькой победы. А времена тогда были просто удивительные. Ну как  не вспомнить бесплатное медобслуживание и высшее образование, а сколько всего отдавалось детям – потенциальным строителям светлого будущего,  и бесплатные кружки, и спортивные секции, и дворцы культуры, и дворцы пионеров. Одним словом  -  все лучшее детям... Вот в такое замечательное время мы жили. Ну а что же дети?

     А дети в свою очередь радовали старшее поколение в меру сил и талантов, кто во что «горазд»...

     К тому времени я заканчивал не то шестой, не то седьмой класс и особыми талантами не блестал. Так, пытался заниматься спортом, принимал участие в кружках юных техников и театральном кружке, но нигде подолгу не задерживался. Родителей это не беспокоило, они считали, что ребенок ищет себя и рано или поздно обязательно найдет.

     Последним моим увлечением был школьный хор, в который я попал с двумя своими дружками Серегой и Витьком по курьезной случайности. Мы были жуткими "лоботрясами" и когда узнали, что посещение хора приходится в аккурат вместо уроков по математике, то были в первыхрядах записавшихся в него.
     Чем хорош хор? Тем, что там можно "сачкануть", открывая рот и не напрягаясь отбыть свой номер, - скажете вы. Вот так точно думали и мы, но это распространенное заблуждение, за которое мы и поплатились. Почему, спросите вы. Да потому, что уроки хорового пения вёл настоящий профессионал своего дела и учитель с большим опытом – Арон Борисович. Арон Борисович был маленького роста еврей в огромных очках на половину лица и огромных туфлях. Настолько огромных, что это было несоизмеримо с его маленьким ростом, не то у него были развитые «конечности», не то он носил чужие.

     Репертуарчик, который разучивал наш хор во главе с художественным руководителем Ароном Борисовичем, был достаточно традиционен для того времени, а именно русские народные и военно-патриотические песни. Можете представить, какое нужно было иметь самообладание, чтобы выдержать эту нудоту трем отъявленным шалопаям, и поэтому мы, как могли, забавлялись на его уроках. То анекдот расскажем, и хор потом полурока катается по полу, то собьем такт песни, и опять раскатистый хохот заполняет учебный зал. А в основном стояли мы в заднем ряду и просто открывали рот. Арон Борисович любил отбивать такт песни носком своего ботинка, как какой-нибудь заядлый степист. Иногда он вплотную подходил к хору, разворачивался боком и прислушивался, мы, разумеется, включали  голосовое сопровождение открывающихся ртов. Выйдя из оцепенения, он возвращался на свое место, разводил руками, глубоко вздыхал и тихо так причитал: «Боже мой, боже мой, ах Россия, куда же ты катишься!». Было понятно, что последнее относилось к нашей троице, но будучи человеком тактичным, онстарался не делать нам замечания. Но и спускать нам наши мелкие шалости он не собирался...

      В этот период вся страна готовилась к очередной годовщине Великой Победы над фашизмом. И в предверии этого праздника Арон Борисович собрал весь хор в актовом зале. После торжественного вступления он сообщил, что нашей школе выпала огромная честь участвовать в конкурсе, посвященному этому празднику, и что он выразит общее мнение послать на конкурс «трёх богатырей хорового пения», указав пальцем на нашу троицу. Зал грохнул от смеха, не смешно было только нам. Мы в одночасье лишились и дара речи и дара пения, хотя последнее достаточно спорно, так как неизвестно, был ли он у нас. Погоревав немного нам происками мстительного учителя пения, мы утешились тем фактом, ведь нам что петь, что танцевать – всё едино, максимум пять минут стыда и "Гуляй, Вася".

     Конкурс состоял из трёх туров: первый – общий с одним выступлением, второй -  20 участников с двумя выступлениями, и третий – финальный с десятью участниками до трех выступлений. Все концерты были оформлены по-праздничному роскошно, и зал был забит ветеранами, которые стояли даже в проходах. Вел концерт настоящий конферансье в дешевом концертном костюме, которого все звали Сёма, просто Сёма без отчества...

     Он бегал за кулисами с красным лицом, говорил настолько быстро, что его было трудно понять, создавал излишнюю суету и нервозность. Но когда он выходил на сцену, то преображался самым удивительным образом, от нервозности не оставалось и следа, он расплывался в улыбке, напоминая этакого "душку2, в движениях было особое величие, а голос становился мягким и бархатным.

      - Солисты хора школы номер 136, - объявил Сёма наш выход,- исполнят песню "Катюша".

      Зал зааплодировал, и нас вытолкнули на сцену, самостоятельно мы бы не решились туда сделать и шагу. Знаете, что такое выйти первый раз на сцену и выступить перед переполненным залом – это приблизительно то же самое, что прыгнуть первый раз с парашютом, а может даже ещё страшнее. На ватных ногах мы вышли на середину сцены, залитую огнями прожекторов. В горле пересохло, свет слепил глаза и от вида такого количества публики стало не по себе. Аккомпониатор сыграла вступление, мы переглянулись, но петь не решились. Тогда она снова сделала проигрыш, и чтобы вывести нас из ступора, как суфлёр  тихонько запела. Мы подхватили её пение, выжимая из себя каждое слово по капле...

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой.

     Главное было начать. Добродушные ветераны, видя каких трудов нам стоит это пение, решили поддержать нас, и к финалу "Катюша" пелась уже всем залом.

     Счастливые, что все наконец-то закончилось, мы убежали за кулисы,где ожидали финального выхода всех участником и награждения победителей первого конкурса. К нашему удивление мы заняли почетное двадцатое место и должны были продолжать участвовать в следующем туре конкурса... Я заподозрил здесь очередные происки нашего учителя, но с сотоварищами делиться этой догадкой не стал.

     Яблочный пирог за третье место получил какой-то школьный театр. Торт "Делис" за второе место забрала танцевальная группа, а первое место и большая коробка конфет "Ассорти" досталась Леночке Сорокиной, дочери конферансье Сёмы, за чтение стихов.

     За кулисами  Леночка открыла коробку, тонкими пальчиками вытащила конфету, съела её и прошла мимо нас к выходу. Она училась в соседней школе, и мы знали её как отличницу и зазнайку, разумеется, таких как мы, она просто не замечала.

      - Сорокина, слышь, Сорокина...,- окликнул я её.

      - Да?

      - А ты знаешь, что...

      - Что?

      - Что кушать конфеты одному не вкусно ни мне, ни тебе, ни кому...

      - Хм! – не удостоила нас ответом Леночка и гордо прошла мимо, унося коробку "Ассорти".

      - Так, так, что сидим? – раздался знакомый голос Арона Борисовича, и не дожидаясь ответа, скомандовал, - за мной!

      Три часа бился над нами упорный учитель, добиваясь "особого", "пафосного" исполнения двух выбранных им песен. И он не ошибся. В результате во втором конкурсе мы заработали яблочный пирог и третье место. Ну, а как иначе, ведь одна из выбранных им песен была "Малая земля", на которой воевал тогдашний генеральный секретарь, и книгами с таким же названием были завалены все полки книжных магазинов.

     Попробовали бы члены жюри не дать нам за эту песню одно из трех призовых мест, бдительные "органы" сделали бы им "вырванные годы".

     Не знаю, почуствовали ли мы вкус к победе или нет, но то, что мы точно почувствовали на себе удивительный взгляд Леночки во время награждения, так это уж точно. Она глядела на нас с явным укором, не понимая, как можно было награждать таких бездарей, как мы. К слову, Леночка снова выиграла этот конкурс, но победа ее явно была омрачена. И еще, хочу добавить, что у нас появился какой-то азарт и пропал страх перед выходом на сцену.

     Перед последним конкурсом мы потратили еще больше времени на репетицию, но она уже не казалась нам чем-то невыносимым, а  даже наоборот. Неугомонный учитель разнообразил наше пение несколькими  театральными трюками, но и этого ему показалось мало и в конце репетиции он выдал каждому из нас солдатскую форму, которую этим же вечером наши матери подгоняли под наш рост.

     На следующий день, когда мы появились за кулисами в солдатской форме, конферансье Сему чуть не хватил удар... Он бегал вокруг нашего учителя, размахивая руками, шипел ему что-то на ухо, и когда не находил понимания, просто переходил на крик.

      - Арон, прекращай делать из концерта "балаган" - кричал он, покрываясь красными пятнами.

      - А что, вроде все нормально...

      - Зачем ты их так вырядил, как скоморохов, у меня здесь концерт, посвященный Дню Победы, а не ярмарка!!!

      - Сема, остынь, военная форма – это в тему...

      - Арон, какая тема, какая тема, меня за такую тему посадят!!!

      - Сема, да никто тебя не посадит, все даже очень патриотично...

      - Тебе хорошо рассуждать, ты свалишь в свой Израиль и поминай как звали, а мне тут жить!!!

      - Тоже мне патриот выискался, припечет, ты за мной вприпрыжку побежишь...

      - Да никуда я не побегу, у меня же все русские: жена - русская, дочка – русская, кошка и та русская, только вот царапается, как антисемитка. А за твои выкрутасы меня точно посадят!!!

      - Конечно посадят, только не за пацанов этих, а если не завяжешь с левыми концертами...

      Сема захлебнулся от возмущения и сказал, что объявлять наш выход не будет, что это выше его сил.

      Когда подошла наша очередь, Арон Борисович подвёл нас к краю сцены и сказал: "Ну, вперед, пацаны, сами себя объявите!"

      Та робость, которая овладела нами при первом выступлении, исчезла навсегда, а на её место пришло неудержимое желание прочувствовать приток адреналина, которым сопровождается подобное выступление.

      Первой была песня "Алёша".

Стоит над горою Алеша,

Алеша, Алеша.

Стоит над горою Алеша

В Болгарии русский солдат.

     По задумке нашего учителя в припеве мы должны были перестраиваться таким образом, чтобы представлять собой живой обелиск. Сама песня и наш выпендреж на сцене явно тронул расчувствовавшихся ветеранов, что и требовалось по сценарию Арона Борисовича. Только безутешный Сёма бегал за кулисами и метал в нас «молнии». По ходу второй песни "На безымянной высоте", мы брались за руки, расходились в разные стороны, олицетворяя собой живую преграду любому врагу, как прошлому, так и будущему, а после слов "их оставалось только трое" ветераны вытирали слёзы.

Дымилась роща под горою,

И вместе с ней горел закат...

Нас оставалось только трое

Из восемнадцати ребят.

Как много их, друзей хороших,

Лежать осталось в темноте -

У незнакомого поселка,

На безымянной высоте.

     Аран Борисович улыбался за кулисами, все шло, как он задумал. И только Сёма продолжал метаться и заламывать себе руки.

     В последней песне сердца ветеранов были уже полностью в нашей власти, и оставалось только поставить заключительную точку.

     - Раскудрявый!!! – объявил я, забыв правильное название песни.

     - С притопом!!! – прогорланили Серега с Витьком.

     - Смуглянка, - прошептал Арон Борисович, широко раскрывшей глаза музыкантше, которая сходу не врубилась, о чем идет речь.

     - Все, меня точно посадят, – сказал сам себе Сёма и , схватившись за голову, плюхнулся в кресло, у него явно был нервный срыв.

Раскудрявый (притоп) клен зеленый, лист резной, (притоп)

Здесь у клена (притоп) мы расстанемся с тобой. (притоп)

Клен зеленый, (притоп) да клен кудрявый, (притоп)

Да раскудярвый, резной! (притоп)

      Ветераны повеселели, и уже ко второму припеву весь зал притопывал вместе с нами. После того, как мы допели, благодарные ветераны  обрушили на нас нескончаемый вал аплодисментов, в результате чего нам пришлось петь "раскудрявого с притопом" второй раз. И без жюри было ясно, что первое место за нами.

     Леночка Сорокина, как челнок металась от отца, которого она отпаивала водой, к краю сцены, с которого она наблюдала за нашим выступлением. Причем нервозность Сёмы, как ни кстати, передалась  и Леночке. Выйдя на сцену, она с трудом заставила себя собраться, но то там, то здесь запиналась и решила смять выступление и ограничиться одним стихотворением. Но всё же жюри присудило ей  второе место.

     На награждение Леночка не вышла, это было ниже её достоинства, поэтому коробка "Ассорти" и торт "Делис" был вручен нам под бурные аплодисменты ветеранов.

     На следующий день мы всем хором отмечали эту маленькую победу, поедая торт с конфетами и запивая лимонадом. Арон Борисович праздновал вместе с нами и снисходительно улыбался краешком губ, когда мы рассказывали всем, как мы перепутали "Смуглянку", назвав её "Раскудрявым с притопом".

     Разумеется, что в большей степени эта была победа его, чем наша.

Только благодаря его чутью и таланту, "бросовый" материал вспыхнул и засверкал, как звезда. Пусть не звезда, а звездочка, но тоже приятно.

     Правда вскоре моя песенная карьера после головокружительного подъема "приказала долго жить". Это случилось после отъезда нашего учителя, как и предполагал Сёма, в Израиль. Мало того, не только школьный хор распался, но и во всех классах были упразднены уроки пения. Что привело администрацию школы к такому решению, сказать сложно. Либо они не нашли подобного специалиста, либо боялись очередного прецендента с отъездом. К сожалению, в те времена за подобный недогляд можно было "получить по шапке".

     Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Арона Борисовича, но то, что за неброской внешностью скрывался талантище – это уж точно.

     Сказать, что я совсем забросил петь, не могу, правда и пением это назвать трудно. Так, поём дуэтом с дочкой под караоке на семейных праздниках и вечеринках, когда грустно и душа требует песен. Но искра, зажженная старым учителем, не погасла.