Манюня празднует восьмое марта или как сделать женский праздник незабываемым   Каждая женщина мечтает о романтике. Ну там о принце на белом коне, об алых лепестках роз, застилающих окрестный антураж, о бесконечных комплиментах, которые сыплются, как из рога изобилия. Уж так оно природой заведено, что женщины охочие до романтики существа. Их хлебом не корми, дай только романтикой насладиться. Каждый мужчина мечтает о том, чтобы его оставили в покое. Чтобы не требовали скакать на белом коне, наводнять квартиру лепестками роз, и сыпать комплиментами. «Ну какие тебе ещё нужны комплименты, если я весь уже твой?»- разводит руками мужчина и переключает сериал на футбол. Вот не знаю, каким местом думала природа, когда создавала этих мужчин. Вот прямо вся в тревожных раздумьях! А ещё знаете чивой? Каждая мама, оказывается, женщина. К этому приходишь не сразу, но приходишь. А каждый папа, оказывается, мужчина. Вот такие удивительные открытия тебя ждут на первом десятке богатой событиями твоей жизни. Так уж получилось, что мама с папой являли собой классический образец женщины и мужчины. Мама круглые сутки мечтала о романтике, а папа… А папа, как истинный представитель сильного пола, в искусстве делать комплименты мог дать фору только сапёрной лопатке. Или любому другому брутальному инструменту, предназначение которого – колоть и рубить. Про таких мужчин у нас говорят – он нежен, как топор. С одобрением говорят! Мама, как истинная горожанка, более того – единственная дочь в семье, выросла в атмосфере бесконечного обожания, и комплименты считала чем-то совершенно естественным. Поэтому попытки склонить мужа к изящной словесности не бросала. -Ты можешь на людях меня Наденькой называть?- взывала к базальтовому сердцу супруга она.- Что это за обращение такое – жена? У папы делалось такое лицо, словно ему предложили что-то из ряда вон выходящее. Выйти из дома на каблуках, например. Или накрутить волосы на бигуди. -Ты с ума сошла, женщина? Какая такая Наденька? Как ты себе это представляешь? Я стою среди мужиков, тут, значит, Роберт, тут Лёва, тут Миша, тут Давид – и называю тебя Наденькой? -Почему нет? Давид же называет свою жену Асенькой? -Вот и выходила бы замуж за Давида, ясно? А я не могу называть тебя Наденькой! Дома (здесь папа переходил на громкий шёпот) ещё куда ни шло! Но на людях?! Не бывать этому! -Бердский ишак! -Носовой волос! -Бах-бабах!- и каждый, в сердцах хлопнув дверью, закрывался в своей комнате. Вот и весь разговор. -Тётя Роза, ну что он за человек такой,- жаловалась как-то зимним вечером мама,- ни тебе комплиментов, ни полёта фантазии. Говорю я ему – скажи мне что-нибудь хорошее. Он мне в ответ – хорошая моя. Говорю – нежное скажи. Он мне в ответ – нежная моя! -Хахахааа!!!- покатилась Ба.- Надя, ты многое требуешь от мужчин! Поберегла бы их единственную извилину! -Доброе слово и кошке приятно!- не унималась мама. -Добрая моя!- перешла на ультразвук Ба. Мама какое-то время хмурилась, но потом махнула рукой и тоже рассмеялась – ну очень сложно держать строгое лицо, когда рядом, всплёскивая руками, шумно выдыхая и срываясь в тоненький визг, корчится в приступе смеха Роза Иосифовна. -Если это для тебя так важно,- отсмеявшись, выдохнула Ба,- то, так и быть, я Юрику дипломатично намекну. Меня-то он точно послушается! У мамы вытянулось лицо. Уж что-что, а дипломатично намекать Ба умела, это дааа! Она дипломатично намекнёт, а потом весь город обсуждает её громоподобные дипломатичные намёки. Угрозу свою Ба привела в действие буквально через неделю, когда мы с Каринкой пошли после школы проведать Маньку. Она немного приболела, и с понедельника пропускала уроки. По дороге заглянули на базар, очень хотелось купить каких-нибудь гостинцев нашей хворающей подруге. На пятнадцать бешеных копеек, которые мы наскребли в карманах, можно было разжиться полтора стаканами жареных семечек. Или одним большим пирожком с картошкой. Или пучком ранней петрушки, и тогда остались бы целых пять копеек сдачи. -Если брать пучок петрушки, то на сдачу можно взять полстаканчика семечек,- деловито шмыгнула носом Каринка. Я замялась. Ну где это видано приходить к больному с пучком зелени? -Может, всё-таки пирожок взять? -И полстаканчика семечек!- рубанула воздух рукой сестра. -Дались тебе эти полстаканчика семечек! Ба потом ругаться будет, что мы снова всякую дрянь покупаем! И мы, сдержанно переругиваясь, пошли вдоль ряда зеленщиков. Каринка говорила, что наше дело принести семечки, а Ба пусть их выкидывает, если они ей не нравятся, а я ей возражала, что лучше взять что-то толковое, а не семечки, за которые Ба будет ругаться. Что-то толковое обнаружилось в самом конце ряда. Среди больших пучков буйнопахнущего зелёного лука стояла красная эмалированная миска. Из-за невысокого её бортика робко выглядывали голубовато-белые букетики подснежников. -Вот,- одними губами выдохнула я. Каринка какое-то время недоверчиво разглядывала цветы. Потом кивнула: -Вообще-то, можно. И Мане понравится. Только, чур, покупать буду я! -Да пожалуйста, мне не жалко,- пожала я плечом. -Щаз торговаться пойду,- шепнула уголком рта сестра, пригладила всклокоченную шапку, одернула куртку, зачем-то встряхнула портфель. Портфель не остался в долгу и издал скрежет внезапно проснувшегося от доисторического сна трактора «Коммунар». -А чего это у тебя там?- покрылась мурашками я. -Так, по мелочи. В актовом зале затеяли ремонт, завезли три ящика гвоздей. Вот мы с Изольдой и стырили по чуть-чуть. Там в ящиках много осталось, ты не волнуйся. -Зачем тебе гвозди? -Ну мало ли! И вообще, не мешай мне,- рассердилась сестра, и, подвинув меня рукой, пошла вразвалочку к прилавку.- Здрасссьти, почём букет? -Двадцать копеек,- словоохотливо откликнулась пучеглазая и круглощёкая торговка,- подснежники совсем свежие, стоять будут долго, а пахнут как!- и, выбрав самый пышный букетик, она ткнула им в нос сестры. Каринка чихнула и поморщилась. -Луком пахнут! -Ну да, но ты не волнуйся, девочка, на воздухе запах лука быстро выветрится. Сестра порылась в карманах куртки, достала три монетки по пять копеек и положила на прилавок: -Берём за пятнадцать копеек один букет. Больше у нас всё равно денег нет,- и, чуть подумав, добавила,- и не будет. -Это почему же не будет?- всплеснула руками торговка. -Ну,- вздохнула Каринка,- мы экономить не умеем. Это раз. -Да,- пискнула я,- сегодня из последних сил пятнадцать копеек сэкономили, и это потому, что Маня болеет. -И потом у нас семья большая. Четыре девочки, мама и папа. И все кушать хотят. А зарплата сами знаете какая,- продолжила Каринка. -Какая?- полюбопытствовала торговка. -Ну не очень. Маленькая она. И у папы, и у мамы. Вон, папа вообще говорит, что скоро с ума сойдёт от нас. Потому что все деньги уходят в унитаз. И больше ни-ку-да! Торговка хрюкнула, сдёрнула с головы платок, зарылась в него лицом и задёргалась плечами. -Плачет что ли?- встрепенулась я. -А то!- нахмурилась сестра. Видели бы вы выражение лица Ба, когда мы явились в гости с букетиком подснежников и пучком разнотравья наперевес! Сердобольная торговка собрала из петрушки, укропа и кинзы большой пучок и, не обращая внимания на наши отчаянные протесты, вручила нам со словами «пусть папа сегодня меньше переживает». -Ба, забери себе зелень, а подснежники мы Маньке отнесём,- деловито инструктировала я, доставая с кухонной полки маленькую синюю вазочку. -Не надо мне вашей зелени, у меня вон в парнике первая зелень пошла, так что отнесите лучше маме,- Ба налила в вазочку воды и вернула её мне.- Вы идите к Мане, а я вам картошечки пожарю. Маньке цветы очень понравились. Она периодически зарывалась носом в букет, а потом, откинувшись на подушку, старательно закатывала глаза. Наша подруга уже вполне поправилась, и даже выглядела совсем здоровой. Ну, может чуточку покашливала, но это так, чисто по инерции. Так что нам с Каринкой ничего не оставалось, как сидеть напротив и активно завидовать, потому что все дети ходят в школу, а Манюня лежит в постели и в ус не дует. Правда, Манька сказала, что завидовать особо нечему, потому что ей приходится под присмотром Ба два часа играть на скрипке, а потом ещё и все уроки делать. -Зато ты хотя бы высыпаешься,- вздохнули мы. -Ага, сегодня я вообще в десять проснулась. Представляете, как долго спала? -Счастливая! Потом Каринка вспомнила про гвозди, сбегала вниз и вычерпнула из портфеля целую горсть. Пронести добычу наверх не удалось – сестру выдал напускной елейный экстерьер. Ба мигом вычислила её преступные намерения и прямо-таки обезгвоздила преступника! А так мы бы развлекали Маню, аккуратно прибивая её по кромке пижамы к шкафу, например. Или процарапали бы на кожаной, пупырчатой спинке нотной папки какие-нибудь слова. «Миру-мир», или «Нарка-дурка». А чуть пониже – «Сами такие!» Когда за нами заехал папа, Ба встретила его сурово. -Поговорить надо,- обрадовала она его.- С глазу на глаз. Ну а далее весь Манин квартал под раскаты дипломатичных намёков Ба узнал, что наш папа бесчувственный чурбан, и если это восьмое марта он не сделает для своей жены незабываемым, то тогда Ба сделает незабываемой всю его оставшуюся жизнь. И точка. Восьмое марта – тяжёлый для мужчин праздник. Согласитесь, ходить целый день с прилизанной причёской, вести себя как джентльмен, наваривать каши и супы, и бесконечно сыпать комплиментами по плечу не каждому представителю сильного пола. А на папу с дядей Мишей в этот день вообще было жалко смотреть. Потому что когда женщин и девочек в хозяйстве какое-то немыслимое количество – аж целых семь штук, то это не праздник, а пытка какая-то. Под внешней суровой атрибутикой наших мужчин бились рыцарские сердца. После недвусмысленных угроз Ба эти рыцарские сердца подсказали им следующий сценарий проведения праздника: с утра они забирают детей на прогулку, чтобы дамы могли расслабиться и привести себя в порядок, а потом отводят всех в ресторан. Праздничное утро заполнило просторы нашего городка леденящими душу звуками баталии – бряцая сковородами и чайниками, сильный пол готовил для своих сонных жертв парадный завтрак. И пока дамы, ошеломленные таким галантным отношением, давились подгоревшей яичницей и чаем, мужчины подсчитывали потери – десяток ожогов, одна незначительная контузия и сотня пустяковых порезов. Всего то! Первым делом мы завалили маму стихами собственного сочинения. Особенно её поразили Каринкины «Твои большие волосы и глаза сводят всех с ума!». А папа вручил ей невероятной красоты шёлковый платочек и пластинку её любимого Джо Дассена. Мама тут же поставила пластинку, накинула на плечи платок и ходила по дому, цепляя своё отражение в зеркалах довольным взглядом. Нам с Каринкой достались футболки, а Гаянэ – набор карандашей и раскраски. Часов в одиннадцать, оставив маму с Сонечкой дома (Сонечку она нам не доверила, и как показали дальнейшие события, очень даже правильно сделала), мы заехали за Маней и дядей Мишей. Маня получила от нас в подарок футболку, а Ба – коробочку с духами. А ещё мы им вручили открытки со стихами. Особенный успех имели Каринкины «Ба и только Ба, такая у нас судьба!» -Прямо крик души какой-то!- поцокал восхищённо языком дядя Миша. Потом он преподнёс каждой из нас полосатый шарфик, а Гаянэ получила ещё один набор цветных карандашей. -Куда мы поедем?- спросили мы, когда копейка Генриетта, счастливо бибикнув, стартовала в сторону центральной площади города. -Куда мы поедем?- повторили наши папы, и глянули друг на друга. И по тому, с каким выражением они друг на друга посмотрели, стало ясно, что прогулку с детьми они придумали, а вот куда именно поехать – нет. -Можно выехать к развалинам старого замка, хотите?- обернулся к нам папа. -Хотим! -А можно поехать к водохранилищу. Посмотрим, сколько после таяния снегов там прибыло воды, хотите?- спросил дядя Миша. -Хотим!- хором откликнулись мы. -А можно,- задумчиво продолжал папа, выруливая к старому каменному мосту,- поехать по дороге, ведущей в Красносельск. Её недавно заасфальтировали, так что ехать по ней - одно удовольствие. Что думаете? -А и поехали,- обрадовался дядя Миша,- заодно и молока в горах возьмём. И сепарированной сметаны с домашним маслом. -Уррраааа!- захлопали мы.- Поедем в горы! Ехать в горы по новенькой, хоть и отчаянно петляющей по краю ущелий, и от этого казавшейся страшной дороге было одним удовольствием. И даже наше с Маней традиционное пение никого не раздражало, наоборот, папа с дядей Мишей охотно нам подпевали, а Гаянэ, пестуя в руках свою выходную бордовую сумочку, радостно кивала головой. Большой белый помпон на тёплой шапочке сестры так и вздрагивал в такт нашему пению. Кругом царила невообразимая красота – за покрытыми вековым лесом холмами возвышались заснеженные горы, воздух, холодный и остро пахнущий просыпающейся природой, щекотал ноздри и наполнял душу радостным предвкушением чего-то бесконечно счастливого. Нам очень повезло с погодой, светило солнце, было совершенно безветренно, пахло талым снегом и взбухшей от влаги землёй. Горные поселения пустовали – дачный сезон был ещё впереди. -Да, поторопились мы за сепарированной сметаной,- вздохнул дядя Миша,- животноводы ещё в низинах отсиживаются, рано в горы бурёнок пригонять. -Через месяц всё будет,- утешил друга папа,- так что в апреле поешь и сметаны, и домашнего жёлтого масла. А пока просто будем наслаждаться хорошей дорогой. -Пап, а долго мы будем ехать?- спросила Каринка. -До Арменасара. Думаю, когда вернёмся, наши дамы уже будут при полном параде. -Ага, Ба собиралась бигуди кипятить,- прогудела довольная Манюня.- Она сегодня будет просто красавица – в праздничном платье с цветочком на груди. И причёска пышная. И сапоги на каблуке. -Даааа,- протянул дядя Миша,- в кои веки наши женщины будут довольны нами, ведь мы им устроим незабываемый праздник, да девочки? Мы набрали в лёгкие побольше воздуха, чтобы дружно проорать «да», но тут случилось ужасное – копейка подскочила на колдобине, вильнула в сторону, съехала в кювет и заехала правыми колёсами в какую-то жижу. Жижа громко чавкнула, обернулась в большую, наполненную доверху грязью яму и засосала машину по самые оконные стёкла. -Ааааааа,- посыпались мы друг на друга. Казалось ещё чуть-чуть, и машина просто опрокинется на бок. -Без паники,- скомандовал папа и заглушил мотор,- только без паники. Сейчас выберемся из машины и вытащим её. Легко сказать выберемся. Правые дверцы не открыть, до левых чуть ли не карабкаться надо. Папа открыл свою дверцу, высунулся из машины, как из люка подводной лодки и присвистнул – левое заднее колесо Генриетты беспомощно болталось в воздухе. Машина не просто угодила в глубокую яму, она буквально воткнулась в неё, как раскалённый нож в масло. -Юрик, ты выпрыгивай, я тебе девочек передам, а потом сам выберусь,- хладнокровно, откуда-то из-под папиной попы подал голос дядя Миша. -Ыааааа,- заплакала Гаянэ. -Без паники,- повторил папа, с превеликой осторожностью выпрыгнул из машины и по очереди помог нам выбраться. Снаружи всё выглядело не так страшно, как из салона автомобиля, но всё равно в передрягу мы попали ужасную – Генриетта правым боком угодила в такую непролазную грязь, что выбраться самостоятельно уже не могла. Нужен был какой-нибудь буксир. Только как найти буксир высоко в горах, километрах в двадцати от ближайшего селения, в безлюдной местности? -Ыаааааа, мы тут умрём?- плакала Гаянэ, прижимая к груди свою сумочку. -Неа, не умрём,- фальшиво-бодрым голосом успокаивали её наши папы,- мы пешком дойдём до села Навур и найдём людей, которые нам помогут. -Пап, а что Ба скажет?- дёрнула дядю Мишу за рукав Маня.- Она ведь ждёт нас вся из себя красивая, в платье с цветочком на груди! -Да, Ба по головке не погладит,- дядя Миша по очереди поправил нам шапки, намотал крепко шарфы, взял Гаянэ на руки.- Ну что, искатели приключений, в путь? -В путь!- пискнули мы. Папа захлопнул дверцы машины, запер её. -Да, устроили мы нашим девочкам восьмое марта,- вздохнул он.- Это всё моя вина! Мы тут же кинулись дружно убеждать папу, что ничего страшного, пройдёмся пешком, зато вон красота какая, лес да горы, и воздух чистый. -Не переживай, обязательно по дороге встретится какая-нибудь машина, так что доедем до селения мы очень быстро. А там найдём трактор, вытащим машину, и часа через два будем дома,- успокаивал своего друга дядя Миша. Это был конечно же наш день. Ни одна машина на всём протяжении двадцатикилометрового пешего марафона не встретилась на нашем пути. Ещё бы, кто дурак в праздничный день выезжать в холодные горы? Ну кроме нас, конечно. Сначала мы шли по дороге. Папа с дядей Мишей передавали по эстафете друг другу Гаянэ и развлекали нас историями из своего детства. Особенно долго мы смеялись над рассказом дяди Миши о том, как он нарисовал десять рублей, подложил их в кошелёк Ба, а себе забрал настоящие деньги. -Это было до денежной реформы, так что десять рублей по нашим деньгам – это рубль. Но и на рубль можно было много чего накупить, вот я и шиковал до вечера, пока не вернулся домой и не получил по заслугам! -Хахахаааа,- покатывались со смеху мы. -И ничего не хахаха,- деланно возмущался дядя Миша.- Знали бы вы, как меня мать выпорола! Потом мы решили идти не вдоль горного серпантина, а по возможности срезать углы. Срезать углы не очень получалось, земля была влажная, мы поскальзывались и въезжали в кусачие кусты сухого чертополоха. -Прям не дети, а ходячий гербарий,- сокрушался папа, пытаясь привести нас хоть в какой-то божеский вид. Потом мы сильно проголодались, и поели весь прошлогодний шиповник и пшат, который обнаружился на придорожных кустах. Потом мы дружно чесались от шиповника, как заправские блохастые собаки. Потом нам захотелось пить, и дядя Миша ушёл в лес – искать нам чистый снег. Ждали мы его долго, минут десять точно, и когда уже решили, что он заблудился и его съели голодные волки, он вернулся, гордо неся на отодранном куске древесной коры холмик чистейшего снега. -Не мог придумать, как его до вас донести, в руках быстро таял,- объяснил он нам своё долгое отсутствие. Потом я стёрла в кровь свои ноги, потом у Маньки сводило икры, потом Каринку пробил понос… В общем, дошли мы до села Навур в восемь часов вечера. Первым делом позвонили домой, чтобы успокоить маму. -Наденька,- сказал папа в трубку в присутствии всего мужского состава села Навур,- машина застряла в горах, мы сейчас отправим детей на попутке домой, а сами поедем вытаскивать её. И позвони Розе, мы уже не успеваем. -Боятся,- шепнула мне на ухо Манька. Дома мы оказались только в девять вечера. Мама долго отпаривала нас в кипятке, растирала полотенцем и вычёсывала из волос и бровей репейник и чертополох. Потом она накормила нас горячим ужином, дала каждой от греха подальше по таблетке аспирина, уложила в постель, накрыла пуховыми одеялами, и долго плакала, сидя на краюшке кровати. -Я думала, с вами случилось что-то ужасное,- всхлипывала она. Ну а что устроила Ба папе и дяде Мише, когда они вернулись под утро на победно выколупанной из замёрзшей к вечеру грязи Генриетте, рассказывать не имеет смысла. Потому что каждый, кто имеет уши, слышал всё, что Ба им высказала. Всё от первого до последнего ласкового слова. © Наринэ Абгарян