Не думаю, что мне становится легче.
Нет.
Скорее всего, нет.
Это беспокоит меня также, как и раньше. Но возможно, я начал привыкать к постоянному его присутствию в голове. Я бы не сказал, что мои попытки заглушить его хоть сколько-нибудь удачны. Я бы не сказал.
Пусть, не смотря на то, что громкость усиливается, я пока не выполнил команды. Называйте это сопротивлением, но я не питаю никаких иллюзий. Просто я в жизни не слышал ничего удивительней.
Я никогда ничему не сопротивлялся. И если не выполнял чей-то приказ, то лишь по той причине, что был не достаточно напуган.
А испугать меня легко. Я даже думаю, не только меня - любого. Абсолютно любого. Я обычный. Нет, не надо этих россказней: индвидуум-вселенная, нет ни одной одинаковой ладони… Одинаковой, конечно, нет. Но кто сказал, что мы имеем право рассматривать свои ладони, как отдельные единицы, а не, как грязь, из которой слеплены столетия?
Я вывел теорию, разорвавшую дядюшку Фрейда, словно комара, напившегося крови.
Вовсе не желание присосаться к чьему-то озябшему телу управляет нами.
Страх. Только. С самого начала. Ужас – вот первейшее чувство, с которым мы выскакиваем из липкой материнской промежности, наполняем легкие воздухом, плачем, сосем молоко, произносим «агу», исполненное страха… Мы боимся отца, темноты, докторов, света в замочной скважине, учителей, собак, перемен, смерти, увольнения, копоти, укуса змеи, жизни, скопления людей, молчания, сглаза, фашистов, вакуума, растолстеть, вампиров, острых предметов, одиночества, будущего, жалости, Апокалипсиса и того, что он никогда не наступит …
Свобода выбора состоит только в том, что мы сами выбираем, чего бояться. Красочные каталоги ужасов к нашим услугам с первых минут. В широком ассортименте страхов вы можете отыскать объект боязни на любой вкус: от самых примитивных, животных, инстинктивных до возвышенных, интеллектуальных, хотя и не менее мерзких в эксплуатации..
Мир не делится на хороших и плохих, добрых и злых, желтых и каштановых. Все намного проще. Мир делится на тех, кого боимся мы и тех, кто боится нас. Причем первых куда больше, чем вторых, как бы мы не старались плодить подневольных мальчиков и девочек, которых с пеленок заставляем барахтаться в ознобе ужаса. Ведь должен же и нас кто-нибудь бояться!
Но объектов для страха всегда больше, всегда, всегда намного больше.
Везде, во всем заложена причина для нового страха, против которого нет вакцины. Мне ли рассказывать Вам?
Каждый кирпич, каждый шершень, книга, лекарство, дерево, официант, сон, язык, поезд, примета, старуха, волосы.
Всё. Просто всё.
Подло лгут те, кто утверждают, будто детство – самая счастливая пора. Нет ничего невыносимей детства, когда, неискушенные, мы набираем в свои глазницы страхи, словно смородиновые ягоды – в горсть.
Никогда не кричим громче, не бежим отчаянней, не плачем так надрывно, как в детстве. Детство – самое жестокое время, - время, когда мы еще не знаем, что страхи – наши вечные спутники, как родимые пятна, как ногти, как крик «молоко» по утрам. Мы еще не умеем жить с ними, более того – и не подозреваем, что с ними НУЖНО жить. Всегда. Мы серьезно надеемся, что, повзрослев, страхи отступят, как облупившаяся краска с пасхальных яиц.
Мы и не знаем, что лучше привыкнуть бояться и жить одновременно, помахивая шляпой, управляя автомобилем, стоя под душем, закуривая, целуя женщину…
В юности все раскрывается. И, пожалуй, это самое горькое открытие. Необходимость жить в состоянии вечного ужаса. Вот что выясняется.
Но это открытие внезапно дает хрупкую иллюзию свободы: мы (если можем) отказываемся от старых страхов, уступая место новым.
Девушка боится, что она не выйдет замуж, что ее изнасилуют, что никто ее не захочет, и красота не вечна, других женщин, старости, пауков, пустых ведер, косоглазия, матери, ночных визитов, любви, похоти, отсутствия, любви, черенков, любви и любви…
Юноша боится, что никогда не будет заниматься любовью, что женщины его ненавидят, что он нравится мужчинам, и что мужчины нравятся ему, и что об этом кто-нибудь узнает, что он погибнет на войне, что войны никогда не будет, облысеть, что все женщины лживы, женщины несут с собой любовь, что нет никакой любви, а есть пустота, любовь, пустота, любовь и любовь….
Зрелость делает последнее предупреждение.
Все сбывается.
Страхи обыденны.
Любовь - именно то, чего нужно было бояться. Потому что она есть. И потому что она кончается. Все конечно. Присутствие конечно. Чувствуешь, как высыпаешься в стеклянную колбу, словно желтый песок. Древний прибор для измерения времени, на самом деле, ничего не измеряет. Он - такая же жертва страха, как ты сам. Невозможно измерить Время, нельзя измерить Страх. Но, измеряя, можно увеличить.
Также и с любовью.
И, оглядываясь назад, тоскуешь по прежнему, родному, детскому страху – страху пустоты… Когда полагал, что ничего не случится, что она не придет, не наступит, что все так и будет идти - равномерно…
Не бывает. Любовь не может отсутствовать. Рано или поздно она приходит. Пустоты не существует. Есть вечная злая наполненность. Нами движет стремление освободиться, снова стать пустыми и уснуть вольными от вечного ужаса. Но так не бывает.
Она явилась в мой дом, когда я умножал свои страхи на количество птиц, пролетающих в стае. Она пришла ко мне, когда теоремы не нуждались в доказательствах, а аксиомы боялись теорем. Она переступила мой порог, когда я был крепок, словно орех, упавший в пыльную траву – собственных хрипов и кошмаров. Она положила мне руку на плечо, когда я перестал быть материей, и превратился в лучевой сгусток с синими жилками – эпицентр ненужных мыслей…
И тогда она наклонилась надо мной. И ее волосы коснулись моей шеи, потом подбородка и я видел, как открывался ее рот, видел, как сверкнули мокрым блеском сточенные квадратики зубов, привычно ежась от страха, но уже не сжимаясь – некуда, некуда было сжиматься, я стал точкой…
тогда я услышал голос, который ежесекундно звучит у меня внутри, повторяя слова, смысл которых не умею постичь. Но я ощущаю всем телом, как лопаются кожаные ремни на моих запястьях, слабеют шоры, начинается отлив, кровяное давление падает, словно мяч, упущенный в воду, что-то бьет по глазам и я не могу поверить, что я слышу это, что она снова и снова говорит мне это – так просто будто это и есть Правда…
Она говорит мне: Любимый.
Не бойся.
Не бойся.
***
КЛАВИШИ КОЛЕНОК
действующие лица:
МЫШЦИ ЛИЦА: ПЕРВАЯ МЫШЦА, ВТОРАЯ МЫШЦА, а также НОЗДРИ, ГУБЫ И ЯЗЫК.
Действие первое
Полное бездействие. Белые простыни с синими ромашками. Щекотное прикосновение озоновых дыр. Март. Может, и нет.
ГУБЫ.(мышцам лица, благостно) ощущали ли вы когда-нибудь, друзья мои, как тихенько от черепа отходит кожа? словно старые обои от намокшей стены.
ПЕРВАЯ МЫШЦА. Господь с вами, Губы!
ВТОРАЯ МЫШЦА. Опять Вы за старое! вечно какие-то фокусы!
ГУБЫ. На этот раз - никаких фокусов. Проверьте сами. У правого уха.
ПЕРВАЯ МЫШЦА. Господи! точно! здесь оторвался край!
ВТОРАЯ МЫШЦА. Целый кусок кожи! О, нет!
ГУБЫ (саркастически) я же вам говорила! и это еще не все! загляните под подбородок! отслоение идет полным ходом!
Действие второе
Кипучее действие. Паника, крики, крушение надежд.
НОЗДРИ. Это апокалипсис! молитесь, ибо скоро мы окажемся в безвоздушном пространстве! молитесь! я уже не чувствую носоглотки, мы отслаиваемся!
ЯЗЫК. Не паниковать! нужен клей! заклеим прорехи возле ушей и на шее! прекратить панику! я могу взять на себя функции кисти! я длинный и умный!
МЫШЦИ (хором) Все! Это конец! отклеился лоб! А-а-а-а-а-а!...
Взрыв, затем горечь и ночь.
Действие третье
Непроницаемый туман. Ни простыни, ни ромашек, ни даже озоновых дыр.
Ничего. Еле слышны голоса.
НОЗДРИ (тихо) что это?
МЫШЦИ. Мы живы?
ЯЗЫК. (стонет) хорошо, что я без костей...
НОЗДРИ. Что теперь делать?
ГУБЫ (шепотом) ждать.
НОЗДРИ. чего?
ГУБЫ (еще тише) пока кто-то снова наденет нас.
Туман рассеивается. Зрители видят на сожженной простыне - черную венецианскую маску.
Занавес и тут же антракт.
конца нет
***
ДОПИНГ-КОНТРОЛЬ
Достаточно ли Вы загадочны, чтобы принимать участие в таком амбициозном проекте, как «жизнь на Земле»?
Достаточно ли Вы сенсационны, чтобы решиться пройти отборочный тур чемпионата «рождение» и попасть в финал под названием «смерть»?
Достаточно ли Вы тверды, чтобы не раствориться на полпути в кислоте забвения?
Умеете ли Вы готовить блинчики?
Сможете ли Вы преодолеть бессмысленное желание молить Судью удалить Вас с поля? Все равно это глупо: лимит красных карточек исчерпан. Все играют до свистка, причем состав Вашей команды – это только Вы сами. На чужом поле. В одни ворота. Хронометраж матча известен только Арбитру, но он редко спускается вниз, и почти никогда не говорит с игроками.
Конечно, можно попытаться начать диалог. Вероятно, однажды Вам даже почудится, что Он отвечает, но, скорее всего, это рев трибун на соседнем стадионе…. Неужели на Ваш матч зрители не пришли?
Какой номер Вы носите на майке?
458?
9275?
Скорее всего, ни один мальчишка не купит майку с этим трудно запоминаемым, ничем не знаменитым номером. Но не расстраивайтесь.
Употребляете допинг? Нет? А зря.
Жестокий допинг-контроль, и все такое? Но как можно играть в рваных кроссовках на мерзлой траве без допинга? И потом: Вы собираетесь следовать правилам? Удачи. Но в этой игре побеждает тот, кто выдумывает собственные.
Слышите рев трибун на соседнем стадионе?
Знаете, что там произошло?
Игрок пчелиным жалом проколол мяч и выбросил его к чертовой матери. Снял майку, сел возле ворот и стал выдумывать новые правила. Он назвал их «дзен-буддизм». Повалили зрители. Теперь этот Игрок учит других избавляться от мячей внутри себя, умалчивая, правда, о том, что никуда нельзя уйти с поля…
Нет, допинг не отвратит финальный свисток, но позволит относиться к этой игре легче.
Так что же? Блинчики?
Или оладушки?...
© Titorelli
