Евангелие утверждает, что инициатива казни исходила от евреев

Страсти по «Страстям»
 

Страсти вокруг фильма Мейла Гибсона «Страсти Иисуса» разгорелись задолго до его выхода в широкий прокат. Многочисленные еврейские организации начали выражать свой протест еще за год  до выхода этой кинокартины на широкий экран, опасаясь, что она усилит юдофобские веяния, и без того возрождающиеся в настоящее время среди христианских народов.

Следует признать, что при всех своих голливудских приемах кинокартина «Страсти Иисуса» прекрасно вписывается в старинный жанр средневековых мистерий, на протяжении веков являвшихся важнейшим фактором формирования антиеврейских настроений.

Между тем в целом данная инсценировка согласуется с общей концепцией евангельского повествования, и нет ничего удивительного в том, что Ватикан отказал в просьбе еврейской общины Италии осудить эту кинокартину. Ведь если осуждать этот фильм, то тогда придется осудить и массу других произведений, касающихся казни Иисуса, в числе которых, кстати, окажутся и 23-я песнь «Ада» «Божественной комедии» Данте, и рок-опера «Jesus Christ Superstar», и «древние главы» булгаковского романа «Мастер и Маргарита». Во всех этих и многих других произведениях инициатива казнить Иисуса приписывается исключительно евреям.

И все же у еврейского мира, возмущенного этой работой американского режиссера, имеется один сильный сторонник, имеется важный документ, подтверждающий неправомочность обвинений в том, что именно они - «книжники и фарисеи» - были инициаторами казни Иисуса. И  этот документ – само Евангелие, сами книги Нового Завета.

Тот, кто некритически читал Евангелие, наверняка вынес общее впечатление, что Иисус на каждом шагу нарушал законы Торы. Но в действительности это лишь та заявка, которая делается евангелистами, стремящимися столкнуть «новое» с «ветхим». Подтвердить же эту заявку фактически, им не удается. Внимательное прочтение, в частности сделанное иерусалимским профессором Флуссером, обнаруживает прямо обратное:  Иисус ни разу не нарушил ни одного галахического постановления.

То же самое повторяется и в отношении распятия. Евангелисты поставили своей целью показать, что инициатива казни исходила исключительно от евреев.  Причины для этого достаточно ясны. Если Иисуса казнил Рим, он превращается в повстанца, последователи которого исходно выглядят врагами империи, но если его казнил еврейский первосвященник – Иисус оказывается сакраментальной жертвой, Божьим агнцем, закланным за грехи человечества.

Как бы то ни было, то, что Иисус был казнен по инициативе первосвященников и фарисеев, неоднократно утверждается в Евангелиях, в частности, в прозрении, приписываемом самому Учителю: «Вот мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят его на смерть, и в третий день воскреснет» (Мф 20.18-19). Вполне законченную концепцию преподал по этому вопросу апостол Петр, рассказавший «мужам израильским» о Иисусе, «которого вы предали и от которого отреклись пред лицом Пилата, когда он полагал освободить его. Но вы от Святого и Праведного отреклись, и просили дать вам человека убийцу» (Деян 3.17).

 Иными словами, Новый Завет как бы предписывает верить в злонамеренность евреев так же твердо, как и в трехдневное воскресение Учителя. Драматические изменения, которые претерпела в последние десятилетия католическая церковь в своем отношении к евреям, не коснулись этой доктрины. Так, в декрете Второго Ватиканского собора (1965) говорится, что «еврейские власти и их сообщники требовали смерти Христа, и все же в его крестном страдании нельзя обвинять всех без исключения евреев». Подавляющее большинство христианских теологов и духовных лиц и поныне придерживаются мнения, что инициаторами казни Иисуса являлись иудеи, которые просто заставили римского наместника выполнить их волю.

Между тем это положение резко расходится с приведенными в самих же Евангелиях фактами, что заставляет даже многих католических и протестантских теологов (Бультман, Кюнг, Кольпинг, Борнкамм, Хольц) отрицать причастность евреев к распятию Иисуса.

Евангельские свидетельста
 

Действительно, как упоминается в Деяниях со слов рабби Гамлиэля, и до назаретского Учителя появлялись претенденты на мессию, претенденты, которые скоро гибли. Деяния, однако, не упоминают, что гибли они всегда от рук римлян. Когда восторженная толпа туземцев объявляла кого-то царем, то понять это римские власти могли только одним образом, а именно как угрозу своему присутствию. Закон был суров, и за игры с царским титулом казнили не только плебеев  в провинции, но и патрициев в Риме.

Евангелие утверждает, что первое покушение на Иисуса исходило именно от светского властителя Ирода Великого, и именно из опасения потери своей власти (Мф 1.5-9). О подобном покушении со стороны уже другого Ирода (внука Ирода Великого) упоминается у Луки (13.31).  «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя» (при этом весьма показательно, что евангелист все выворачивает наизнанку и завершает этот эпизод отповедью не «этой лисе» Ироду, а... тем же фарисеям: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе»).

Но этот эпизод далеко не единственный. Заботясь о придании казни Иисуса сакраментальных черт, евангелист Иоанн не утаил от потомков следующего совета: «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать?  Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, - и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете.  И не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино» (11.48-52).

Одного этого свидетельства вполне достаточно, чтобы прийти к заключению, что  инициатива казни исходила именно от римлян, а иудеи просто взвешивали, кем лучше пожертвовать - всем народом или одним из народа. Последний, окончательный аргумент в пользу этой версии дает тот же евангелист, сообщая следующую подробность: «Тогда Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием... Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса, и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафы, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ» (18.3-14).

Итак, именно римские воины арестовали Иисуса, т.е. до всякого иудейского суда над ним, а значит, и до той просьбы казнить его, которая согласно всем Евангелиям только оттуда и изошла!

И еще одна связанная с этим деталь: устами иудеев евангелист утверждает, что у них не было в ту пору власти казнить преступников (18.31). На этом строится вся евангельская версия суда над Иисусом, которую в рассказе «Прокуратор Иудеи» Анатоль Франс утрировал до очевидного абсурда, вложив в уста Пилата следующие слова: «С того времени, как они подпали под власть Рима и смертные приговоры, выносимые их судилищем, стали вступать в силу лишь после утверждения проконсулом или прокуратором, они вечно докучали римским правителям просьбами одобрить их зловещие решения. Они с воплями осаждали преторию, требуя казни осужденного. Сто раз толпа иудеев, богатых и бедных, со священниками во главе... с пеной у рта взывали ко мне, требуя казнить какого-нибудь несчастного».

Исторически это совершенно неверно. Даже под римским гнетом у Смнедриона оставалось право выносить смертные приговоры евреям, уличенным в преступлениях против законов Торы. Но у нас даже нет необходимости это доказывать. Нам достаточно обратить внимание на то, что бесправность Синедриона многократно опровергается самим же Новым Заветом.

Например, согласно Деяниям, у иудеев хватало и сил и средств безо всяких римлян арестовать апостолов и даже казнить одного из проповедников.  Согласно тому, как излагают эту ситуацию Деяния (5.17-7.63), римские власти вмешивались в эти внутрииудейские распри только тогда, когда возникала прямая угроза бунта или дело (как это было в случае с Павлом –21.28. - 24.25) касалось римского гражданина. Иисус не был римским гражданином, он был популярным проповедником, неожиданно провозглашенным иерусалимскими толпами царем Израиля, и это не могло оставить равнодушным римскую власть.

Если бы Иисуса обвиняли его сородичи, то они бы в последнюю очередь обратили внимание на его претензии считаться царем иудейским.  Но в этом случае они не нуждались бы в римской санкции и как-нибудь сами разобрались бы с еретиком.

При всем том, что именно апостол Павел сыграл решающую роль в расколе между Израилем и Церковью, в его посланиях еще нельзя встретить прямого обвинения иудеев в казни Иисуса (считается, что послания Павла писались на десятки лет раньше Евангелий). Иудеи обвиняются Павлом в «ослеплении», в «ожесточении» (причем временном), но не в убийстве Иисуса.

В какой-то момент молодой церкви показалось необходимым переложить ответственность за казнь Иисуса с римских властей на еврейские, но полностью перекроить в этих интересах фактический материал, составленный многими свидетелями, ей не удалось. В одном эпизоде эти намерения церкви даже оказались открыто проговоренными. А именно, когда судившие Петра первосвященники заподозрили, что он помышляет «навести на нас кровь того Человека» (Деян 5.28).

Я привел лишь несколько самых громких свидетельств Нового Завета, которые говорят о том, что инициатива казни Иисуса исходила от того же, кто ее осуществил – римской власти. В действительности же этих фактов гораздо больше, и они хорошо изучены.

Мнение юристов
 

Так немецкий юрист Веддинг Фрикке, написавший исследование «Кто осудил Иисуса?» обращает внимание на то, что в словах Иисуса «Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять меня» (Мк 14.48), используется греческое слово «lestes», значащее не только «разбойник», но и «мятежник». Этим же словом именуется и Варавва, и два человека, с которыми Иисус был распят. По поводу «раскаившегося разбойника» Фрикке пишет: «Он был партизаном, попавшим в руки врага и осужденным согласно военному закону. Тем не менее в казни Иисуса он видел чрезвычайную несправедливость. Будучи зелотом, он знал, что Иисус никогда не участвовал в активных действиях, связанных с насилием, и не подстрекал к этому других. Он понимал, что Иисус стал жертвой ужасающей судебной ошибки».

Фрикке приходит к выводу, что «существует факт, в котором мы можем быть абсолютно уверены: Иисуса убили не евреи, а римляне. Вопреки всем попыткам взвалить на плечи евреев основную долю ответственности за смерть Иисуса, а римскому прокуратору отвести роль невольного посредника, библейские описания совершенно ясно дают понять, что именно Понтий Пилат вынес смертный приговор. Этот приговор был приведен в исполнение его легионерами». По мнению Фрикке, «римляне приговорили Иисуса как подозреваемого бунтовщика своим военно-полевым судом, после чего распяли его, не распознав пацифистский характер его общественной деятельности». При этом Фрикке, правда, не отрицает, что между Иисусом и религиозным истеблишментом существовало напряжение.

Такого же мнения придерживается множество ученых и ряд христианских теологов. В частности, Бультман пишет: «Иисус был распят римским прокуратором Понтием Пилатом. Теперь уже трудно определить точно, какую роль в этом сыграли еврейские власти, на которые христианская традиция возлагает основную долю вины. Существует вероятность того, что они как и в других случаях сотрудничали с римлянами в интересах политического спокойствия».

Однако существуют одно исследование, которое убедительно показывает, что в действительности деятельность «первосвященников и книжников» была направлена на то, чтобы избавить Иисуса из рук римской власти, а не погубить. Я имею в виду книгу первого генерального прокурора Израиля Хаима Коэна «Иисус – суд и распятие».

Согласно евангелию от Иоанна, Иисус был арестован римскими воинами и храмовой стражей (единственным военным гарнизоном, имевшимся в ту пору у евреев), а затем препровожден не в преторию, а во дворец Первосвященника. Коэн считает возможным объяснить этот факт только тем, что священники попросили Пилата предоставить им возможность убедить Иисуса отказаться от своего мессианского учения и тем самым предотвратить его гибель. 

Коэн пишет, что саддукеи являлись единственной политической силой, которая сотрудничала с Римом, и потому жизненно нуждались в поддержании своего политического авторитета в народе. По мнению Коэна, священники во чтобы то ни стало хотели спасти популярного проповедника. Коэн считает, что заседания Синедриона не было, но состоялся лишь совет. Вместе с тем он рассматривает и альтернативный вариант, согласно которому происходило именно судебноре заседание, в ходе которого рассматривалось дело Иисуса. По его мнению, в ходе этого заседания священники сознательно старались обнаружить «недостаточность свидетельств», чтобы далее показать в римском суде, что обвинения против Иисуса вздорны.

По мнению Коэна, на заседании не был вынесен приговор. Возглас «повинен смерти» исследователь объясняет как констатацию факта – теперь, после того как Иисус отказался от сотрудничества с Синедрионом, он будет осужден римским судом. Спасти его не дано.

В свете предложенной концепции Коэн дает оригинальные интерпретации некоторым эпизодам, связанным с процессом над Иисусом, в частности следующему: «Первосвященник сказал ему: Заклинаю тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот теперь, вы слышали богохульство его!» (Мф 26.65).

Поскольку в словах Иисуса ни с какой точки зрения не содержалось того, что можно было бы расценить как «богохульство», то сцена эта у многих вызывает недоумение. Так Фрикке пишет: «Судье было предписано разрывать на себе одежду, если он слышит богохульство, однако Каиафа не услышал богохульства из уст Иисуса. Его гневный жест, скорее всего, является вымыслом». Историк Шломо Бен-Хорин пытается выйти из затруднения следующим образом: «Целью повествования является стремление показать, что разрывание одежды первосвященником стало прообразом  разодравшейся в час распятия завесы в Храме (Мф 27.51)».

Хаима Коэн объясняет этот эпизод по-своему. Он пишет: «По еврейскому обычаю, разрывая на себе одежды, человек выражает свои горе и печаль не только по поводу смерти родных и близких, но и в случае народного бедствия или получения дурной вести первостепенного значения. Если первосвященник разорвал на себе одежды в ту ночь, он сделал это от горя и печали, что Ииисус, отказавшись сотрудничать с Синедрионом, упрямо и верно шел к своей гибели со всеми вытекающими из этого политическими последствиями, и что ему, первосвященнику, не удалось предотвратить катастрофу».

Опираясь на исторические данные, римское право и выводы некоторых других исследователей, в том числе христианских теологов, Коэн убедительно показывает несостоятельность концепции Евангелия от Иоанна, согласно которой Пилат вынес смертный приговор под давлением еврейской толпы, подзуживаемой «книжниками и фарисеями». Коэн представляет совершенно немыслимым, чтобы производящий правосудие Пилат постоянно отлучался из зала суда для того, чтобы совещаться с «евреями», которые сами не входили в преторию по заведомо вздорной причине опасения осквернения перед праздником. Коэн пишет: «Еще более невозможным было бы то, что он приказал распять Иисуса исключительно по требованию кровожадной толпы, тем самым сделав себя орудием убийства в их руках. Если он признал Иисуса невиновным, т.е. безопасным для римских интересов, ничего не могло быть проще, чем оправдать и освободить его».

При этом однако Коэн не считает казнь Иисуса судебной ошибкой (что, следует заметить, слишком уж занижало бы миссию назаретского Учителя). Коэн пишет: «Мы утверждаем, что если даже Иисус не заслужил ни смертного, ни другого обвинительного приговора, он был приговорен к распятию исключительно по своему признанию в виновности. Таким образом, распятие Иисуса следует считать не судебным убийством, а приведением в исполнение законного приговора. Позиция, занятая Иисусом на суде, была самоубийственная».

«Радуйтесь и веселитесь»

При этом однако следует отметить, что «самоубийственная позиция» Иисуса перед лицом римского прокуратора прекрасно уживается с общими  идеями христианской религии. Я бы даже сказал, что идея казни Иисуса римской властью по обвинению в претензии на царский трон теологически гораздо более удобна для церкви, нежели классическая антисемитская теология казни по решению Синедриона.

Иисус признал перед лицом Понтия Пилата, что он царь, хотя царство его и не от мира сего (Иоанн 18.36-37). Именно это признание стоило ему жизни.

Для римского императора претензия на царскую власть означала бунт и узурпацию божественности. Представитель римского императора не мог не казнить «святотатца». Но это означает, что Иисус был распят за ту же самую вину, за которую уничтожались тысячи его последователей – а именно за отказ признать римского императора божеством! 

Провозгласив себя царем перед лицом наместника римского престола, Иисус отверг его царство, как царство языческое, и именно за это был казнен.

В этой связи Хаим Коэн пишет: «Это правда, по твоим словам я царь, но значение, которое ты придаешь слову «царь», не имеет ничего общего со значением, которое придаю ему я. Я не такой царь, как твой император, я царь sui generis, и мое царство находится вне сферы ваших законов. Если Иисус действительно занял такую позицию, посмотрим, как мог действовать Пилат. В отличие от евреев, римляне не видели четкой границы между царством светским и божественным. В то время как евреи воцаряли над собой «одного из своих братьев», сердце которого «не надмевалось бы над братьями его» и кто был бы подвластен всем Божьим законам и заповедям, как и любой его подданный (Втор. 17.15), римский император становился официально богом. Для этого он не нуждался ни в божественном происхождении, ни в откровении, ни в полномочиях, полученных от других богов, кроме как от себя самого... Законы, изданные императорами, были оружием, защищавшим их божественность. Притязание смертного человека на параллельное, и тем более на исключительное звание, было недопустимо: Он, император, был божественным верховным правителем. Он, и никто другой».

Булгаковский Мастер, узнавший от Воланда, как «все было на самом деле», воскликнул относительно своей «Повести о Пилате»: «Как я угадал!»

Но как и многих других христианских авторов, сатана, кажется, провел и   Мастера. Похоже, что если кто и «угадал», так это именно Хаим Коэн.

Исследование Коэна можно признать самым блестящим и внутренне убедительным проникновением в процесс над Иисусом. Книга Коэна «Иисус – суд и распятие» является истинным «мидрашом», т.е. таким исследованием, которое расцвечивает свой предмет подлинным художественным блеском, сообщающим его аргументам дополнительную убедительность.

Булгаков пишет, что еще до того, как Мастер начал писать свою «Повесть о Пилате», он знал, что она завершится словами «прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».

Мне кажется, что начиная свою работу «Иисус – суд и распятие» Хаим Коэн тоже знал, какими словами он закончит ее, а именно: «Сотни поколений евреев в христианском мире преследовались за преступление, не совершенное ни ими, ни их отцами. Более того, в течение тысячелетий они предавались огню и мечу за то, что их предки были виновны в смерти Иисуса, в то время как они сделали все человечески возможное для его спасения от римских палачей. Если может найтись крупинка утешения за это искажение правосудия, то ее нужно искать в словах самого Иисуса: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах».

В силу того, что исследование Коэна уже проделано, в написании соответствующего романа, возможно, и не было бы ничего оригинального. Однако произвести экранизацию «Суда и распятия», основанную на этой замечательной работе, вполне имело бы смысл. Заранее можно быть уверенным, что при таком взгляде «мистериальные» сцены, на которые не поскупился Гибсон, не привлекут аудиторию планетарного масштаба, но зато для людей богобоязненных и ищущих Бога такой фильм многое бы объяснил. Широкая публика, знакомая лишь с официально-церковной версией суда над Иисусом, заслуживает того, чтобы ознакомиться с альтернативным подходом независимых читателей Евангелия.