Мой дед отказался уехать в эвакуацию из окруженной врагами Одессы.
Он уверял, что знает немцев хорошо, вел с ними до революции бизнес. После войны наши русские соседи по дому рассказывали, как он погиб. Он вышел во двор, чтобы приветствовать немецкого офицера и выразить ему благодарность за освобождение от власти коммунистов, которые заставляли его работать в субботу. Офицер вынул пистолет и застрелил моего деда.
Еврейские интеллектуалы! Не пора ли навсегда покончить с наивностью?

Народу- жертве Холокоста.

Тонкий голосок в ушах струится:
“Чем в гетто жить и все терпеть,
Лучше б, папа, вовсе не родиться
Или просто сразу умереть!”
Мой разум отказывается верить,
Мой мозг не может понять!
Почему фанаты звереют,
Если доверие им оказать?
Верим в миролюбие исламa,
Ценим христианскую любовь,
Но эпохи порoждают гадов
И льется еврейская кровь!
Жертвы пустые глазницы,
Рта мертвого черная щель
Как бы внушить стремится:
Не верь им , не верь, не верь!
Хизболла, Фатх или Хамас
Мечтают уничтожить нас.
Но наивность теперь не в моде,
Есть мудрость в нашем народе.
Наивность творит фальшивую надежду
И шьет ей пышную одежду.
Наивность-плод незрелого мышления,
Мудрость- опыт страданий поколения.
И ныне “откровеничает” кот:
“Я молочком привык питаться”.
Стоит мышенок,открывши рот,
Когда ему пора спасаться!

***

Иерусалим – душа еврейского народа.
Ни Вавилону, Риму, крестоносцам, Саладдину
И даже фашисткому Берлину
Не удалось согнуть нам спину,
Задуть свечу Иерусалима!
Свеча зажжена рукою Бога!
Она освещает нам дорогу,
Горит путеводною звездой,
Собирает всех домой.
Можно жить без пальца
И даже без руки.
Но как жить с обрубком сердца
Или без святого огня души?
Торговцы краденным товаром:
Народною душей,
Спешат отдать ее даром:
За лживо обещанный покой.
Они торгуют наивностью матерей,
Берегущих своих детей:
Любить врага, дружить с врагом
Пустить его в свой отчий дом!
Покой стоит на двух ногах:
На силе и деньгах.
Если глупость пляшет в головах,
То пули будут в черепах!

***

Париж

Литва, девятый форт,
Фабрика уничтожения евреев.
Время свое берет:
Стирает в памяти дела злодеев.
Но на стене мрачного каземата
Остались гвоздем царапанные знаки:
“Paris”- упрек еврейского мальчишки.
Просьба: “мстите за нас, маки!”
Ты не плачь! Не зови свою мать!
Это Париж отправил тебя умирать!
Будь проклята Франция Виши,
Где умирали наши малыши!
Ясно вижу: перед расстрельной ямой
В свой последний миг
Стоит малыш прямо
Несгибаемо, как штык!
Мне говорят: Париж это Гюго, Дюма,Золя.
Для меня- упрек еврейского Гавроша,
Которого пригнали в литовские края:
Скрыть злодейство хотели боши.
Да! Был Париж Гюго, Золя,
Сохранились Елисейские поля,
Но душа Парижа стала иной:
Нет беспечности былой!
Хожу по набережным Сены,
А кровь клокочет в венах.
Здесь ты беспечно рос.
Кто на тебя донес?
Этот ли старик в берете:
Его раздражали еврейские дети.
Или эта чопорная мадам
Одетая ярко, не по годам.
Интеллектом озаренные лица. Дети евреев.
Красивы, как нежные орхидеи.
За что сгубили их злодеи?
Не зато то ли, что они человечней, умнее?

***

Внуку

Давно ль твои слабые рученки
Надеть пытались рубашенку,
Путаясь в длинных рукавах,
Старался ты до слез в глазах.
А помощь рядом, но твое: “я сам!”
Звучало решительно, не по твоим годам!
Малыш! Жизни без проблем не бывает.
Далеко не каждый их решает.
Свое жизненное кредо
Ты перенял у деда.
Не все дается легко и сразу
Нужно упорство, нужен разум.

***

Калифорнийская березка

То ли Северного леса посланка
То ли от злой судьбы беглянка,
Нежная зеленокудрая чужестранка
Ты не гость, а эммигрантка.
Пальма пугает птиц протянутой к небу рукой
С зеленой листвой- когтями,
Перелетным птахам нужен покой,
И они не щебечут между ее веерами-ветвями.
Среди толстокожей южной зелени
Скрипучей от любого ветерка
Твой тонкий светлозелененький листок
Легок, как взмах крошки-мотылька.
Но зимой ты стоишь совсем нагая,
Голыми ветками птиц пугая.
Напрасно ждешь снежного покрывала,
Которым дома зима укрывала.
Ползучая лиана витая,
Нашла опору, твой белый стан сжимая.
С эммигрантской покорностью ты
Несешь ее тяжелые кандалы.
Твои скромные весенние сережки
Висят незаметно на тоненькой ножке.
И среди буйной палитры цветов
Лишь ветерок опылить их готов!

***

Минуты отчаяния

За окном темно и жутко,
Тень мелькнула под столом.
Я небесный голос слышу:
“Засыпай-ка вечным сном!”
Эти длинные ночи бессоны.
Эти страшные ночи жутки!
Слышу я ветра вой монотонный
Да такси оголтелых гудки.
Ветка бьется под дождем,
Стуча в мое окно.
Одинок в краю родном.
Тоскливо мне, кругом темно.
И сердце выскочить хочет на волю
В голове рой пчелинный гудит.
Не в рубашке родился , а с болью
И всеми навеки забыт!
Во мне горит одна надежда
Незагашенной свечей.
Я свой дом еще построю
В стране далекой, но родной.

***

Предательство

Как жить? Скажи, как дальше жить?
Как людям верить,как любить?
Когда предательство кругом!
На сердце камень, в горле ком.
Сними ладонь с моей груди.
Я - магнит под током.
Друг друга нас того гляди
В объятья бросит ненароком!
Снова сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым.
В мозгу только тяга прочь
Бежать от нечестивой!

***

Старость

Слабость появилась в руках.
Глаза нуждаются в очках.
Сердце пошаливает, гложет тоска,
Время исчерпано, впереди гробовая доска.
Но есть еще надежда на диэту,
На оздоровительный ремонт.
Жую морковную котлету,
Пью травянной компот.
Забылась, канула в вечность,
Юных дней беспечность.
Когда коптил шашлык,
Пил вино, смаковал балык,
Но помню очень ясно
Вкус малины на твоих губах.
Как было нам прекрасно
В крапиво-малиновых кустах.
Только веточку с малиной
Я потянул к себе,
Как твоя шаловливая грудь
Мне нежно преградила путь.
И моя открытая ладонь
Ощутила нежности огонь.
В глазах твоих черти заплясали.
Они малинку и умяли.