«Вы хотите, чтобы я сказал несколько слов о Левитане, но мне хочется сказать не несколько слов, а много. Я не тороплюсь, потому что про Левитана написать никогда не поздно» (А. П. Чехов С. П. Дягилеву, 20 декабря 1901 г.)    Исаак Ильич Левитан — талантливейший художник, «пейзажист»,  кисти которого принадлежат такие известные работы, как «Золотая осень», «На Волге», «Вечерний звон», «Тишина» и многие другие.    Родился художник в бедной еврейской семье, рано потерял родителей  и долгое время, не имея достаточных средств к существованию, выживал, как мог. При этом он продолжал учиться в Московском училище живописи, в котором также проходил обучение его старший брат Адольф (Авель) Ильич. Вскоре Левитана, который не смог внести ежемесячную плату за образование,  попросили не приходить более на занятия. Однако, благодаря способностям юноши  и его уже в то время талантливым работам Совет училища пересмотрел своё решение и освободил студента от платы. Ему была назначена стипендия генерал-губернатора Москвы. Левитана стали снабжать красками и прочими художественными принадлежностями. Известный в то время коллекционер П. М. Третьяков (основатель Третьяковской галереи) оценил талант молодого художника и купил за сто рублей одну из первых его работ «Осенний день. Сокольники». Это единственная картина Левитана, на которой присутствует человек, женщина. Появилась она на полотне благодаря Николаю Чехову, который дорисовал женскую фигурку, а потом помог в выборе названия.    Следует отметить, что семья Чеховых сыграла важную роль в жизни Левитана и стала неким оплотом для художника, находящегося в постоянных перепадах настроения: от хандры до величайшего творческого подъёма. Но самым главным и единственным человеком, кому Левитан, несмотря на замкнутость, доверял настолько искренне, что смог раскрыть душу, стал именно Антон Павлович Чехов. Познакомил их Михаил Чехов, брат будущего писателя. Он привёл Антона к своему заболевшему другу в качестве врача. Эта и последующие встречи послужили предлогом к зарождению настоящей дружбы между Антоном и Исааком. Особенно душевной она стала после их  совместно проведённого лета в подмосковной усадьбе Киселевых Бабкино близ Нового Иерусалима. Именно в тот сложный для художника, испытывающего душевный кризис и чуть не покончившего жизнь самоубийством, период как нельзя кстати оказался рядом Антон Павлович.    Семья Чеховых была шумной, весёлой. С раннего утра и до позднего вечера шутки, хохот, невероятные рассказы и  выдумки. И больше всего шутили над Левитаном. Даже как-то устроили над ним суд. Антон Чехов предстал в роли загримированного прокурора, произносившего обвинительную речь, Николай Чехов изображал дурака-свидетеля, а Александр Чехов - защитника, пропевшего  высокопарную актерскую речь. Сценка то и дело прерывалась безудержным заливистым смехом всей дружной компании. Но Левитан не всегда понимал и принимал остроумные шутки своих друзей и часто обижался, чем ещё больше провоцировал веселье братьев Чеховых. Поводом для шуток служил не только мнительный характер Левитана, но и его красивое еврейское лицо.  В своих письмах Чехов часто упоминал о красоте друга: «Я приеду к вам, красивый, как Левитан».    Исаак Ильич действительно был необыкновенно красив: черноволос, смугловат, с печалью в глубоко посаженных глазах,  к тому же высок. Женщинам безусловно нравился этот страстный холеричный брюнет. Как только он входил в партер Большого театра, на него сразу же были обращены множество удивленных и раскрытых глаз. Левитан знал об очаровании, производимом им, и поддавался маленькой слабости - кокетничал перед женщинами. Обладая неотразимым обаянием, сам был ужасно влюбчив, порою до смешного. Он увлекался быстро, бурно и часто. Понравившуюся женщину мог долго и упорно преследовать, не обращая внимания ни на её семейное положение, ни на присутствие окружающих. Чувства он проявлял в силу своего темперамента, чем нередко отпугивал женщин. Однако если роман случался, то заходил далеко  и порой с угрозой для жизни самого художника. Но ни одна женщина, даже самая любимая, не была допущена в его хрупкий внутренний мир настолько, насколько это было возможно для Антона Павловича Чехова.    Особенно близкими двое друзей, Чехов и Левитан, были в самых сокровенных основах своего мироощущения и в понимании искусства. Константин Паустовский так описал их духовное единение, отразившееся в творчестве двух талантливых людей: «Картины Левитана требуют медленного рассматривания. Они не ошеломляют глаз. Они скромны и точны, подобно чеховским рассказам, но чем дольше вглядываешься в них, тем все милее становится тишина провинциальных посадов, знакомых рек и проселков». Эта близость прослеживается в их переписке. К сожалению, перед своей смертью Левитан завещал уничтожить все письма, хранившиеся у него. Письма его друзей, знакомых, родных, любимых женщин, полученные за всю жизнь, были безоговорочно преданы огню. Среди них, увы, были письма Чехова, Третьякова, Поленова, Васнецова, Бенуа, Дягилева и многих других друзей художника. К счастью, сохранились написанные рукой самого Левитана, отрывки из которых я приведу  ниже, чтобы показать насколько сильной и преданной может быть дружба между двумя мужчинами.    «Дорогой Антон Павлович! Москва - ад, а люди в ней - черти!!! Лежу в постели пятый день. У меня катаральная лихорадка по определению доктора Королевича (не Бовы), которая обещает продержать меня в постели еще неделю или две. Вообще, мне нескоро удастся урваться к Вам, и об этом я страшно горюю. Напишите мне, здоровы ли все у Вас и как Вы поживаете в Вашем милом Бабкине?» (Чехову, Москва, 23 июня 1885).    У человека лихорадка, а он интересуется здоровьем другого, печалится и горюет по поводу невозможности встретиться здесь и сейчас. Или вот ещё одно письмо:    «Не писал Вам все это время; не хотелось вновь говорить о моем беспрерывном, бесплодном разладе, а отрадного ничего не было... Меня не ждите - я не приеду. Не приеду потому, что нахожусь в состоянии, в котором не могу видеть людей. Не приеду потому, что я один. Мне никого и ничего не надо. Рад едва выносимой душевной тяжести, потому что чем хуже, тем лучше, и тем скорее приду к одному знаменателю. И все хорошо...» (Чехову, весна 1887).    Очередной эмоциональный спад и уход в себя. И даже несмотря на отдаление от толпы, Чехов - всё тот же единственный друг, которому в своём почти детском доверии Левитан изливает все свои сумбурные, хаотичные мысли, в которых сам же и не умел разобраться... Но Чехов своей дружелюбной иронией и долгими беседами всё расставлял по своим местам. И после спада неизменно следовал подъём... Левитан, вновь и вновь находивший в себе силы и любовь к жизни, неизменно обращал свой взор на русскую природу, и она, как в первый раз, очаровывала его богатой палитрой ярких сочных красок.    Тем не менее, как это часто случается между друзьями, и даже родственные души не в силах избежать этого, они ссорились. Не без участия женщин...    Летом 1886 года братья Чеховы знакомят Левитана с Софьей Петровной Кувшинниковой, женщиной, известной в художественных кругах Москвы, к тому же замужней дамой.  Софья Петровна, с фигуркой Афродиты, темноглазая, смуглая мулатка, привлекала всеобщее внимание неповторимой своей оригинальностью. Она рисовала - и её картины покупал Третьяков, играла на фортепьяно - и её игрой заслушивались общепризнанные пианисты-виртуозы. Софья Петровна  в силу своей гордости презирала сплетни о себе, над собеседниками в разговоре имела определённую власть.    И эта неординарная красивая женщина начинает брать уроки у Левитана.  Между ними завязывается многолетний роман длиною в восемь лет. Уже весной 1887 года Левитан и Кувшинникова едут на Волгу и поселяются в небольшом городке Плес. Левитан пишет десятки этюдов, среди которых одна из самых известных его картин «Тихая обитель».    «...Но что же делать, я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи. Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором - пускай! Они - благоразумие... Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения...» (Чехову, весна 1887).    И вот в жизнь Левитана входит Лика Мизинова... Влюблённая в Чехова, но отчаявшаяся когда-нибудь дождаться взаимности (более решительных действий) со стороны писателя, Лика благосклонно принимает ухаживания Левитана, который  в своём письме Чехову сообщает об этом:    «Пишу тебе из того очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею - божественной Ликой! Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть.    Поселились мы в Тверской губернии вблизи усадьбы Панафидина, дядя Лики, и, говоря по совести, выбрал я место не совсем удачно. В первый мой приезд сюда мне все показалось здесь очень милым, а теперь совершенно обратное, хожу и удивляюсь, как могло мне все это понравиться. Сплошной я психопат! Тебе, если только приедешь, будет занятно - чудная рыбная ловля и довольно милая наша компания, состоящая из Софьи Петровны, меня, Дружка и Весты-девственницы...» (Чехову, Затишье, 29 мая 1891).    И во всех последующих письмах присутствует Лика:    «Дорогой Антоша! ...Передал я о болезни Марьи Павловны Лике, а она очень встревожилась, хотя и говорит, что будь что-нибудь серьезное в болезни Марьи Павловны, то ты не писал бы в таком игривом тоне. Говорит она же, что будь что-нибудь опасное, то Вы телеграфировали бы ей. Ради бога, извести, меня это крайне беспокоит... Я вчера прочел этот рассказ («Счастье») вслух Софье Петровне и Лике, и они обе были в восторге. Замечаешь, какой я великодушный, читаю твои рассказы Лике и восторгаюсь! Вот где-настоящая добродетель! » (Чехову, Затишье, июнь 1891).    Чехов в своих письмах Мизиновой иронизировал по поводу «трогательного тройственного союза». «Кланяйтесь Левитану, - писал он Лике. – Попросите его, чтобы он не писал в каждом письме о Вас. Во-первых, это с его стороны не великодушно, а во-вторых, мне нет дела до его счастья». Тем не менее дружбе Левитана и Чехова ничего не угрожало. «Софья Петровна поняла, что я не опасна», - писала Лика Антону. Кувшинникова была старше Левитана на 14 лет, но не опасалась молодой и красивой девушки, потому что понимала, что та влюблена в Чехова.    Левитан в то время был на гребне волны творческого вдохновения. Днём  он работал, а по вечерам читал Кувшинниковой и Лике чеховские рассказы. Но ему не хватало самого Чехова, так же как и Лике, а Чехову не хватало их обоих.    «Прости мне, мой гениальный Чехов, мое молчание. Написать мне письмо, хотя бы и очень дорогому человеку, ну? просто целый подвиг, а на подвиги я мало способен, разве только на любовные, на которые и ты также не дурак. Так ли говорю, мой друг? Каракули у меня ужасные, прости. Как поживаешь, мой хороший? Смертельно хочется тебя видеть, а когда вырвусь, и не знаю - затеяны вкусные работы. Приехать я непременно приеду, а когда, не знаю. Мне говорила Лика, что сестра уехала; надолго? Как работала она, есть ли интересные этюды? Не сердись ты, ради бога, на мое безобразное царапанье и пиши мне; твоим письмам я чрезвычайно рад» (Чехову, Затишье, 1891).    В апреле 1892 года Левитан приезжает к другу в Мелихово. «Друзья целые дни проводили вместе – с Левитаном можно было и шутить, и разговаривать серьёзно. По вечерам они ходили на тягу... мечтали жить летом вместе, как в давние бабкинские времена». Художник собирался снять дачу  и привезти в Мелихово Софью Петровну и Лику. Вскоре Левитан уезжает, не подозревая, что встретится с Чеховым лишь через три года. По Москве уже гуляла грязная молва. Всё дело было в рассказе Чехов «Попрыгунья»,  вышедшем в журнале «Север». Московское общество с радостью обнаружило в главных героях Левитана, Кувшинникову.  Рассказ свели к литературной сплетне, типы – к карикатурам на конкретных людей. Встревоженный Чехов срочно написал другу письмо с объяснениями. Но Левитан уклонился от ответа. После Лика Мизинова писала А. П. Чехову: «Вчера у меня был Левитан и опять говорил о рассказе. Сам он, кажется, согласен, что всё вышло глупо».    Но в двадцатилетней героине поспешила узнать себя сорокалетняя Кувшинникова, и это узнавание рассердило её. Колебавшийся в выборе между любимой женщиной и другом Исаак Левитан выбрал  женщину, которая между тем поссорила друзей надолго.    2 января 1895 года к Левитану перед своей поездкой в Мелихово заезжает молодая писательница Татьяна Щепкина-Куперник. Она хотела посмотреть летние этюды Левитана и сообщила ему  о своей поездке. «Левитан заволновался, зажегся... и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки, и через несколько часов мы подъезжали к мелиховскому дому. И вот мы подъехали к дому. Залаяли собаки на колокольчик, выбежала на крыльцо Мария Павловна, вышел закутанный Антон Павлович, в сумерках вгляделся, кто со мной, - маленькая пауза - и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки - и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, погоде, о Москве... будто ничего не случилось» (из воспоминаний Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник).    Друзья вновь обрели друг друга. После трёх лет молчания их дружба стала ещё крепче и душевнее. И оба были рады этому. Левитан сиял от счастья, когда Чехов, бывая проездом в Москве, приходил к художнику в мастерскую. Антон Чехов подарил живописцу свою книгу с надписью: "Величайшему художнику от величайшего писателя. Милому Левиташе «Остров Сахалин» на случай, если он совершит убийство из ревности и попадет на оный остров». Их сердечная дружба сохранились до конца дней художника.    Сердце темпераментного, вспыльчивого, но жизнелюбивого человека, подвергаясь постоянным эмоциональным всплескам, начинало сдавать. Вскоре после встречи с другом Чехов написал Суворину:  «Новостей  нет или печальные. Художник Левитан, по-видимому, скоро умрет. Я выслушивал Левитана: дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует».    Зимой 1899 по настоянию врачей Левитан отправляется в Ялту, где в то время жил его друг А. П. Чехов. Левитан ходил, тяжело опираясь на палку, задыхался, говорил о своей близкой смерти. Сердце его болело уже почти непрерывно. Ялта не помогла. После своего возвращения в Москву Исаак Ильич, которому день ото дня становилось всё хуже, почти не выходил из своего дома в Трехсвятительском переулке. 8-17 мая 1900 года Чехов навестил тяжело больного друга. 22 июля (3 августа) 1900 года Исаак Ильич Левитан скончался. Смерть застала художника за неоконченной картиной «Уборка сена». «Он писал одну из самых своих светлых, жизнерадостных и солнечных вещей в самый канун преждевременной развязки». Похоронен он был на старом еврейском кладбище, но в 1941 году прах Левитана был перенесён на Новодевичье кладбище.    «Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да еще какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, - я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество! Да что значат слова, - это надо самому видеть, чтоб понять! Чувствую себя превосходно, как давно не чувствовал....» (Чехову, Ялта 24 марта 1886).    «Как мало ценят - как мало дорожат вещами Левитана. Ведь это же стыдно. Это такой огромный, самобытный, оригинальный талант. Это что-то такое свежее и сильное, что должно было бы переворот сделать. Да, рано, рано умер Левитан...» (А. П.Чехов, осень 1903 года) Левитан за работой, 1895 г.  © Светлана М. (Gladness) Литература: Переписка А. П. Чехова. В двух томах. Том первый, М., "Художественная литература", 1984 статьи по теме: Исаак Ильич Левитан ( 1860 - 1900 ), автор: sasser