Выйти из дома в 6 часов вечера и понять, что жизнь прекрасна. Жара пошла на убыль, и нам в голову приходит изменить запланированный маршрут. Мы идем вверх по Профсоюзной, чтобы свернуть на Кржижановского. Проходим мимо моей излюбленной фруктово-овощной палатки. Там мой теперь уже знакомый Армен продает азербайджанские помидоры. Они пахнут детством, палящим солнцем, помидорной рассадой и, представьте себе, помидорами!  На вкус они тоже помидоры, причем помидоры из бабушкиного двора. Почти бычье сердце. В свое время Армен покорил меня тем, что отказался мне их продавать. Я удивилась, а он сослался на то, что они вчерашние. Я посмотрела на них, понюхала и упала в воспоминания. Мне страстно захотелось съесть на ужин весенний салат. Порезать крупно помидоры, огурцы четвертинками, петрушку и разбавить это все густой дересенской сметаной. Когда помидоры дадут сок, посолить и съесть с настоящим бородинским. От этих мыслей у меня закружилась голова и почти подкосились ноги.  Сторговались в итоге мы на том, что я их съем прямо вот сейчас, как только приду домой, за что я и получила скидку в 30% и улыбку уставшими уголками глаз. Проходя мимо него сейчас, мы улыбаемся, у нас есть свой секретик. Секретики невероятно сплачивают взрослых людей. Главное, чтобы они были незначительными, не тягостными и ни к чему не обязывающими. По Кржижановского, как слепые оводы, дребезжат раскаленные трамваи, лениво несущие редких пассажиров по маршруту. Мы счастливо улыбаемся друг другу - хорошо, что мы не внутри, а снаружи. Тут, в тени, складывается ощущение, что ты не в Москве, а где-то в другом, возможно даже портовом городе. Мы представляем, что это Одесса: нам можно, мы там ни разу не были.  Чем дальше от Профсоюзной, тем сильнее наше ощущение. Мы запрокидываем головы и пялимся в облака. Точнее, мы их придумываем, потому что в Москве нет облаков. Мы раздуваем своих слонов из тех перистых, что имеются в наличии.   По бокам улицы сидят массивные женщины и чем-то громко торгуют. Степенно выхаживают дедушки с бадиками и в белых кепках, таких, как была у моего деда. Поворот на Ивана Бабушкина действует как машина времени: мы попадаем на несколько лет назад, в детство. Тут госучреждение, детский сад - двухэтажное здание с треугольной крышей. Оно огорожено сеткой рабицей, выкрашенной в зеленый цвет. Во дворе детсада растут ели и деревянные песочницы. Мы вспоминаем гольфы, совки, первые обиды и содранные коленки. Каждый минут на 20 погружается в собственные воспоминания.  Железные машинки, первые Барби, выбивалы, резиночки.... Неожиданно из-за угла нам под ноги выкатывается полосатый резиновый мяч. Я очень давно таких не видела. В таком настроении мы выходим на Дмитрия Ульянова, и вновь машина времени творит чудеса: попадаем в мегаполис. Мимо куда-то спешат люди, летят автомобили, и я в своем длинном сарафане, с косами и в больших солнечных очках совершенно выбиваюсь из этого ритма. А они все - бегущие мимо - выбиваются из моего времени. Мы удивленно переглядываемся с прохожими, пытаясь показать друг другу свою неуместность на этом тротуаре в это время. И вдруг понимаем, что дико хотим мороженного: такого сливочного, в карамельной крошке и в шоколадном скафандре глазури. Надкусываешь его, а оно хрустит и покрывает сетью трещин всю поверхность эскимо. Воспоминание такое живое, что у меня во рту становится сладко. Наперегонки бежим до ближайшей палатки, зажав в кулачке деньги. Но нас ждет разочарование - рабочий день у мороженщиц закончен... Грустно выдыхаем и плетемся дальше. Жаркий день пытается лечь нам на плечи и раздавить. На Ленинский проспект мы выходим несколько обескураженными и ищем вектор приложения нашему общему на двоих несбывшемуся желанию. Искать приходится достаточно долго, эта улица не приспособлена к жизни. Она говорит нам: " Я транспортная артерия, чего же вы от меня хотите?" Мы идем мимо сталинских жилых домов, многочисленных институтов и как впервые рассматриваем их. Рядом с одним из них находится непроходимая чаща. Из неё так и веет сказочным лесом с густыми еловыми лапами. Я вспоминаю бабу Ягу, бурого медведя и большие красивые мухоморы. Ближе к памятнику Гагарина мое ухо улавливает различимую итальянскую речь. Моментально принимаем решение и заходим в кафе. Оно поразило нас своими ценами, и мы с опаской решаемся на 4 сыра. В томительном ожидании заказываем по бокалу холодного пива. Запотевший бокал и прохладный ветер напоминает один из наших Веронских вечеров. Память все-таки удивительная штука. Такие, казалось бы, ничем не похожие города и совершенно отличные вечера связываются такими тривиальными якорями, как ветер и запотевший бокал. Тогда мы сидели на балконе нашего коттеджа, смотрели на звезды, пили подаренное хозяином белое холодное вино из запотевших бокалов и категорически отказывались верить, что скоро нужно будет возвращаться в Милан. Ночь казалось бесконечной, вино бесподобным, а холод искусственным. Звезды отражались и множились в воде бассейна, друзья никогда не умрут, а любовь основа всего на Земле. Из воспоминаний вырывают наши соседи, которым я и обязана этими воспоминаниями. Моего знания итальянского и их знания английского оказалось достаточно, чтобы помочь паре с внуком сделать заказ. Все благодарны, а я смущена. Почему-то я всегда смущаюсь, если кому-то, неожиданно для себя, помогаю. Разговариваем про будущее и скатываемся к: - Да, вот будем сидеть и рассказывать, у кого что болит. - Угу, а у меня муж вот это лекарство пьет. Попробуй. - А что помогло? - Нет, ну а вдруг тебе поможет?? И итальянцы перестают уже удивляться тому, что мы смеемся каждые 10 минут. А вот и наши 4 сыра! Пицца не оправдала наши опасения, она действительно свежая, вкусная и тонкая! Следующий раз можно даже попробовать заказать с ветчиной. Возможно, она действительно окажется заявленной Прошутто. Мы расплачиваемся и идем дальше. Сандали легко болтаются на ноге, ветер бодрит и город движется нам на встречу. Мы ныряем в подземный переход, чтобы миновать эту дурацкую развязку. Я смеюсь над чем-то. - Не смейся, когда я думаю! От этого я начинаю просто умирать в истерическом припадке, и мы звонко расцвечиваем смехом пустынный переход. Выкатываемся на проспект и продолжаем улыбаться, но уже спокойнее. Ленинский проспект -это всегда живой поток автомобилей. Я не люблю эту улицу за то, что она неживая, и мне хочется скорее убежать от неё во дворы. Это отлично получится, если свернуть на ул. Стасовой и пройтись  до Донского мужского монастыря. - Знаешь, у елей ветки - такие лапти... - ??? - Ну лапы, лапти - одно и тоже. Стены монастыря содрогнулись и мы поспешили вон, дабы не нарушать покой исполинов. Щеки устали, и мы идем молча. Ветер распластал подол сарафана по ногам, и нежная ткань ласкает ноги. Я зажмуриваюсь и тянусь макушкой к звездам. Вдох-выдох, вдох-выдох. На Октябрьской понимаем, что завтра на работу и пора расходится. Довольные, сытые летом, смехом и вкусной пищей, мы кинули кости на 2 маршрута. Одному достается путь до Октябрьской, другому до Добрынинской. Удача сегодня явно на моей стороне!. Я ехала в метро под Matafix, и из отражения в противоположном окне на меня смотрели счастливые серые глаза. Прошлая очень сложная неделя окончена. Здравствуй новая: радостная и удивительная.   ©  Simurg фото: Hermin Abramovitch