≈ Журнал Friends-Forum.com ≈
 
Главная
 
Выпуск #23
20/09/2006
Просмотров: (45030)
РЕЛИГИЯ
ЖИВОТНЫЕ
БУДУАР
STUFF
УВЛЕЧЕНИЯ
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО...
ПРАЗДНИКИ и ТРАДИЦИИ
КИНО
КТО ЕСТЬ КТО
ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ
СУМЕРЕЧНАЯ ЗОНА
ПРОЗА
НОЧНОЙ СОБЕСЕДНИК
ФОРУМ ШУТИТ
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
БАЙКИ ИЗ СКЛЕПА
ИХ НРАВЫ
ПОЭЗИЯ
СЕТЕВАЯ ПАУТИНА
ОТ РЕДАКЦИИ
ЛИТЕРАТУРА
 
 
 
Архив
 
  Поиск:
 


  Добавить статью
  Пишите нам
 
 
Вход для авторов


Женский журнал Jane
Интернет каталог сайтов - JumpLink.ru
WWWCat: каталог интернет-ресурсов
Narod.co.il Top 100


Раскрутка сайта, Оптимизация сайта, Продвижение сайта, Реклама!
Fair.ru Ярмарка сайтов
Знакомства Cайт знакомств, девушки, мужчины, женщины, любовь, знакомство cлужба знакомст


Сейчас в эфире[1]:
 Гостей: 1
 Участников: 0


  Убийство в Мангейме, роман

ГЛАВА 13

 

Славлю Тебя, потому что удивительно устроен я,
знает это душа моя.

(Царь Давид, 139 псалом)

 

Славлю Себя! Ибо весь мир во мне. Все, что меня окружает, и все, кто меня окружают. Хотят они или не хотят. Доберутся они или не доберутся. Я тому радостью и виной. Жизнью и смертью.

Леса мои, обнимите меня. Окружите плотным житом. Застегните дорогу ко мне проливным снегом.

Чтобы ни один из путников моих не смог найти дорогу к себе. Ибо что  я без них? Груда ущербного камня. Не израсходованного на какие-либо цели.

Существующие очень премиленькой штучкой! Плотским состоянием. Придающим смысл вещам.

Делающим из людей господ и рабов. Объектов пристального наблюдения. Себя. Подлинных характеров бытия.

 Его сущностного двуличия выбирать из двух зол большее. И желать еще большее вещам-людям. Производным от людей-вещей.

Которые облекают нас в бога. Но что есть Бог? – Вещь, как я или другие вещи. Наделяемые ложью и правдой. Их.

Как и все на свете. Приобретающем границы дозволенного или недозволенного. Законного не природой.

А теми, кто нас использует. Борьбой. За обладание нами же самими. Упорно отличая подвиг и грех. Не отличимые спешащей меж ними явью.

Пластами героев прощать и наказывать. Истребляя народы книгами религий. Вечных добром и злом молитв. Под примерами человеческих поступков. Но никогда не перед.

Ибо поступки и молитвы связаны с вещами. Усложнять до формулировок все простейшее. В которое не дано проникнуть людям-вещам и дано нам, вещам-людям. Недосягаемо властьимущим.

И я, Мангейм, преподнесу сегодня урок всех уроков каждому из тех, кто попытался пренебречь моей схемой. Ибо если бы кто-нибудь из них одолел бы меня, вручил бы я ему право быть вещью-человеком!

И ещё! Только наделив одолевшего меня моим правом, сохранил бы я его стаду. Уничтожившему бы одолевшего меня, будь он человеком без вещи.

Даа-а... Ну что же это я стал таким сусальным? Выдаю чужое и свое. Ведь кто знает, что будет? Я знаю!

Итак, все они мои. Я не ставлю восклицательного знака. Достаточно моего знания и их уверенности в знании. – Камне преткновения человека-вещи. Который узнаёт, чтобы знать. От меня или подобных мне.

Позабавимся же перспективой бесподобных! Смелее, Отей! Иди, ну иди же! В твое самое яркое впечатление от меня. В постельку. Раздевайся. Красивая, крошка! Как мне жалко такое тело и лицо. Но ничего не поделаешь! Попалась. Не стесняйся, ведь никого нет. А вот и нужная мне вещица. Таки, приковыляла? Инвалидная палка Каро, с которой женушка Гира не расставалась, перед тем как продавить свое креслице. Бери ее, Отей. А теперь делай то, на что только ты способна. Задумалась? Зря. Ты не задумывалась, когда превращала Гира в животное. Начала правильно! Глубже! Еще глубже! Разве не приятно, Отей? Я подслушивал в ту ночь. Ты хотела этого, помнишь? Ты помнишь, потому что горло твое вытянулось гуттаперчевым стержнем в рот, продырявив лебединую шею. Прекрасно! Не торопись, Отей. Мое действо еще не завершено. За дело, простыньки! Сейчас я вас накормлю. Заворачивайте вашу куколку. Так. Туже. Еще туже! Съели? Вижу, что съели побелели от сытости.

Монтгомери. Добро пожаловать в возведенную твоим гением утробу! Ты тоже попался. На молчаливом согласии плюнуть в лицо детям своим. Любовью. На днях я подсматривал за тобою. Как ты доставал из толстого кошелька злобные маленькие копеечки. Такие маленькие, что хватило бы только на чизбургер. А их и хватало всегда на чизбургер, в который помещал твои копеечки Адриан. Чтобы не сдохнуть, пока ему не перепадало от Гира. Вот и нашлась во мне твоя вещица! Вытащи твой кошелечек. Там еще что-то осталось? Загляни. Что ты видишь, Монти? Что-то? Монетки? Не-ет? Купюры?! Крупные? Очень крупные. Не достать? Расти, кошелечек, расти. А ты, Монти, залезь в него, да собери купюрки. Много? Я же говорил, что их там много. На дне. На са-амом дне. Пошарь. Шарь, шарь. Собрал? Все до единой? Лезь назад. Что мешает? Крышечка? Да вроде я не заколачивал...? А ты поднатужься! Еще. Еще раз! Воздуха не хватает? А ты расстанься с бумажками. Может быть, будет легче крышечку выбивать? Жалко. Что жалко? Жалко расставаться? Ну что ж, твое дело. Попробую тебе помочь. Ну-ка, кошелечек, умерь свои телеса! Меньше. Меньше. Так. Так. А где же Монти? Ты его должен был выдавить. Хм, только - купюрки...

Жюльетт. Жюлье-етт? Где ты? В жмурки? С кем? Сама с собой? Нашлась? Ну и ладненько! Что не можешь найти? Себя? Ты прямо, как Гир. Он тоже не мог найти себя. А ты ему помогла. И я ценю это. Гир почти раскусил тебя что Дитя отняла у мертвой матери и дитя отняла у матери живой. Чтобы одному дать, а другого бросить, держа другого на привязи о лучшей доле. И стареешь, закрашивая зеркалом постылые морщинки. Не до конца понял Гир, и оттого что не понял, пытаясь понять, в шоке был. Не мог он простить себе, что заставил тебя честной матерью ползать, подбирая честные черепки честного ужина. Затем ты подучила Адриана, не сама, конечно, отвести Гира к Каро, чтобы помочь Каро стать женщиной, а Гиру мужчиной. А вот и твоя вещица, Жюльетт, зеркальце! Растрепанная, ты. Причеши свои чудесные волосы. Гребень возьми. Да глядись в зеркальце, глядись. Зацепились? За что? За серебряное отражение? Не обращай внимания. Чеши. Ничего не видишь, кроме черного дождя? То грива твоя. Чеши. Запуталась, говоришь? Да разве можно запутаться в красоте собственной? Плетись, клубочек, плетись! Волосками, сосудиками, венками, внешностями и внутренностями. Смотался? А теперь прыг в зеркальце! Жмурками.

Адриан. Кем ты возомнил себя? Тенью Гира? Что вдруг? Ведь ты не тень ему, он тень тебе. Но ты все равно попался. Правда, ты был орудием. Нежалких. Однако, ж им под стать. Помнишь, как ты привел Гира в ту комнатку? Помнишь голенькую Каро? Помнишь, как он смотрел на нее? Помнишь, как он любил ее, не любя? А ты стоял рядом. Чтобы потом по-своему распорядиться мутным зрелищем. А помнишь ту фотографию, где ты, давясь от удовольствия, заглатывал мои бисквитные угодья? Кстати, ты не голоден? Вот мое тело. Из конфитюра. Попробуй, очень вкусно! Подавился, бедненький сладкоежка? Ну, врача у меня нет. Да и тебя нет! Какая-то размазня в фарфоровой розетке.

Мисси, солнышко мое! Что ты там скрываешь в своем животике? Ничего не скрываешь? Лжешь, миленькая, зеленоглазенькая моя. Ты не учла, что Мангейм мастер читать мысли вблизи и на расстоянии. Жалко ребеночка. Но, что делать? Попался ребеночек. Да ведь не Гира он. Какая разница? Действительно, какая разница. А Адриану, настоящему отцу, скажешь? Нет? Правильно. Загребешь побольше за счет чада своего. А помнишь перстенечек? Очень славная вещичка! Дорогущая. Та девушка и не знала ее подлинной цены. А если б знала, то не пришла б в ломбард. А у тебя, Мисси, был глаз, ох, как наметан! После даров Гира. Перстенечек-то стоил того жемчуга. И отдала, ты, перстенечек назад подделочкой искусненькой. Ну-ка, надень его на пальчик! Сверкает не стекляшкой алмазиком! Сужается? А я не виноват. Больно? Что делать-то будем? Засасывает? Всю? Вместе с ублюдочком твоим? Не поместишься. Хм, поместилась, Присвоила Мисси алмазная звездочка.

Как Каро присвоила креслице. Да без меня случилось диво дивное. Обошедшее несчастьем Анж. Не пригреешь и не накормишь всех подкидышей. А пригреешь, век будешь расплачиваться, что пригрел. Только Гир и Анж уразумели это. Отгрустили и отплакали. Люди-вещи говорят, что такова жизнь. А вещи-люди не спорят. Они учатся. Быть выброшенными и сбереженными. А уж о средствах быть этими последними никто и не сожалеет.

Сожалеют лишь люди без вещей. Устроенные удивительно! С душою! Которой нет ни у нас, ни у наших собратьев!

 

 

 

ГЛАВА 14

 

Не скрыта от Тебя суть моя,
когда созидаем был в тайне я,
образуем в глубине земли.

(Царь Давид, 139 псалом)

 

  Воображаешь себя Мессией? Напугал, как же! Не узнаешь меня? Я твоя  маленькая леди Город. Твоя другая суть. Оборотная сторона Мангейма. Ветреника. Стоящего на семи ветрах. Задуваемых под мою юбку. Населенную людьми или, как ты их называешь, людьми-вещами.

Которые отнюдь не помышляют греться этой ночью на морозе. Чтобы встретить рассвет свидетелями твоих пакостей. У каждого из них есть свое дело. Свой праздник. И – свои проблемы.

Что им до твоих путников?! До твоих путников только тебе есть дело. И мир не ужаснется от того, как ты с ними поступишь. Одним больше, другим меньше. Такова жизнь!

В ней больше всего я ненавижу Гира и Анж. Слишком чистеньких! Потому что слишком чистеньких не бывает. Не бывает людей без вещей. И тебе это прекрасно известно. Мерзкий проповедник! Не кипятись! Сам сваришься в собственном кипятке.

Как я любила тебя когда-то! Когда ты не был таким злым и не выдумывал всяких схемок. Стоял себе и мирно дышал свежим воздухом. А я строилась и наливалась соками жизней. Помнишь, какой я была? Созревающей кистью винограда. Которого в округе твоей было видимо-невидимо. Ты облизывался, а я тебя поддразнивала раздающимся из моих жилищ вином. По ночам мы ворковали на понятном только нам двоим языке. Ты интересовался каждой моей новой улочкой, новыми магазинчиками, новыми гнездышками. Выспрашивал и очаровательно смеялся, оттого, что был не одинок. А я была счастлива думать об однажды так и не случившемся чуде слияния с тобой, Мангейм.

Потом... Что было потом? Потом появился Гир и позже Анж. Мои заклятые враги. Хотя, с одной стороны, я понимала, что они ни в чем не виноваты, потому что дети. Но, с другой стороны, мое женское чутье подсказывало мне, что ими ты изменишь мне. И изменил! Потому что уже не был одинок. Ведь женщины влюбляются в одиночество и берегут свое счастье как зеницу ока, лишая мужчин самых дорогих их сердцу привязанностей. Так заключаются браки на небесах, принадлежащих исключительно супруге и супругу. Однако, мужчины устроены так, что никогда не смиряются с женской прерогативой на них. Одиночество с семьей не стезя мужчин. И нет женщины, которая этого не понимает и трагически для мужчины не присваивает себе лишь функции матери его детей. В этом случае вы, бывшие любовниками и мужьями, превращаетесь в меринов, везущих свой скорбный судьбою воз. Ну а в другом случае, ибо третьего случая не дано, мужчина ищет одиночества на стороне, тайного одиночества иметь друзей, любовниц, увлечения. Что же остается в этом, другом, случае нам, женщинам? Одно из двух, либо привычка, либо месть. Путь от себя.

К сожалению, этим я сыта по горло. Иначе бы не тратила время на пустую болтовню. Которая, увы!, как всякому мужчине, льстит тебе.

Но ты не всякий мужчина, Мангейм. Не всякий мужчина может быть до конца искренним. Бросая вызов собственному бессилию не любить.

Тех, чью судьбу ты неумолимо просчитал. И тех, кого ты обнаженно выгородил. Поступая в критический момент по-женски. Воздав миру за дар существования местью и привычкой.

Вот оно наше слияние, Мангейм! Наша любовь после любви. И может быть тот, третий, случай, которого не дано, чтобы сохранить хотя бы один-единственный из браков на небесах.

И как же мне любить тебя, такого? Как мне любить в тебе такое? От которого можно впасть только в землетрясение?

Не знаю. Ничего не знаю!

Никого из путников твоих так и не смогла я удержать! Наверное, потому что ты прав. Так падать к цели могут только люди-вещи.

Однако, жалко мне не их. Жалко тебя, Мангейм. Чья участь абсолюта  возможностей была предрешена с момента начала строительства. Даже – мной. В стремлении получить все, или ничего. Микро- или макроорганизмом. Пока он жив.

Уцелеешь ли ты, Мангейм? И кем? Вещью? Вещью-человеком не уцелеть тебе. Ибо ты лучше всех нас только вещей.

Да, как это ни прискорбно, все мы только вещи. Не принадлежащие себе. Из которых творят историю, набираются опыта, извлекают уроки. И делают это твои дети, Мангейм. Люди. Или люди-вещи, как ты их называешь.

Ты, же, один на свете, кто может заставить и нас и их не просто существовать, ибо существовать может всё, но жить. По-своему распоряжаясь нами, лжеавтономными законами поступать и поступаться.

 Создав, каждый себе, свой Мангейм. По твоему образу и подобию. Однако, и это самое страшное для тебя, - не по твоей цене. Поносящей из твоей задницы бесчисленными маленькими суррогатами-мангеймами. Которым нет никакого дела до подлинника. –

Грозно-справедливого судьи, влюбленного во все личностные  испражнения.

В – Мангейм. Не тот, который я вижу перед собой. В – мангеймы, которых я не вижу. Видят Гир, Анж, Каро, Отей, Мисси, Адриан.

Вот почему мне так жалко тебя. В тебе. Готовом помиловать и покарать. Лишь бы приблизиться к истине. Чуждой вещи изначально.

Поэтому, извини меня, ты так комичен! В – аутодафе для тех, кого презираешь. И так трагичен! В – пьедистале для тех, кого боготворишь.

За это я люблю тебя, вещь-человек!

Да, пусть тешат тебя надежды на неединственность вещей-людей! Великих иллюзией любить своих детей-двойников.

От супруги твоей, преданной тебе Городом предающих тебя людей-вещей, среди которых нет места любимому чаду нашему человеку без вещи.

Рожденному не Гиром и не Анж. Не обольщайся! Они лишь плод твоего воображения. Надеяться на то, что ты вообще можешь иметь детей. Естественных саморастущим деревом.

Но редкое дерево само растет. А если оно само растет, зачем тогда ты и я?

И куда оно растет? Станет ясно, когда, однажды, мы попробуем его плоды. Сладкие или горькие.

Поливать будем будут сладкие. А захочет ли это дерево, чтобы мы его поливали? Захочет до поры до времени. А потом? Захочет ли оно потом, чтобы мы его поливали?

А вдруг найдется еще кто-то, кто будет поливать его по-своему?. И не наше оно станет?

Прости меня, Мангейм! Я мать. Тех, кто сегодня явится к отцу своему. И – тех, кто не явится к нему. – Плодов которые уже образовались. Детей, которые уже выросли.

Не мне и не тебе их судить. Выдумывать для них светлое и темное.

Теперь пусть они нас судят. Кто бы они ни были просто люди или люди-вещи. И кто бы ни были мы просто вещи или вещи-люди.

Оставим их в покое. Приняв участь их родителей! – Земли, дающей всходы. Из глубины.

Просмотров: 2475,  Автор: Влад Соболев
Понравилось: 0      
Другие статьи автора Влад Соболев: (35) (Клик для открытия)

Добавить комментарии

Ваше имя:
Ваш E-mail:
Ваш сайт:
Сообщение:


Использовать HTML-теги запрещено!
Security Code:


 






© Все права защищены.
Воспроизведение, распространение в интернете и иное использование материалов,
опубликованных в сетевом журнале Friends-Forum.com " ФРЕЙМ " допускается только
с указанием гиперссылки (hyperlink) на frame.friends-forum.com
Рекомендуемая резолюция монитора 1024х768 пикселей.




Израиль по русски. Каталог-рейтинг израильских сайтов