"К острову Беннета пойду я..."

     В августе ровный норд-ост нагнал из Океана сплоченный паковый лед, который встал перед "Зарей" непреодолимым барьером. Федор Андреевич Матисен напрасно употреблял все свое навигаторское искусство, несчетное число раз вводя яхту в опасные теснины разводий. Несчетное число раз в бортовом журнале фиксировались касания грунта и ледовые сжатия. Бортовая обшивка пускала "слезу", вода в трюме повышалась до 27"... Все попытки неизменно заканчивались тем, что в машину следовал сигнал "малый назад". И лишь окончательно убедившись в невозможности пробиться сквозь лед, Матисен поставил рукояти машинного телеграфа на "стоп" и сделал то, чего делать очень не хотел, но не сделать не мог: вскрыл оставленный Толлем перед уходом конверт, на котором было написано: "Вскрыть в случае моего невозвращения или смерти". Последняя воля барона гласила: "Поручаю Вам вести весь личный состав РПЭ... указанным мной в инструкции от 19 мая путем... В целях единодушного исполнения этой задачи, я передаю Вам все права начальника экспедиции..."
     12 сентября "Заря" встала на якорь в бухте Тикси. Личный состав экспедиции перегрузился на пароход "Лена". Весь дальнейший путь на родину занял почти 3 месяца, и в декабре 1902 г участники сошли на перрон Московского вокзала в Санкт-Петербурге.
     ТАКОГО возвращения в столице не ожидали. Весть о вынужденной зимовке Толля возбудила в академических кругах большую тревогу. В спешном порядке было созвано заседание специальной комиссии, вся повестка дня которого состояла из единственного вопроса: "что делать?"
     Первым было заслушано предложение вице-адмирала С.О.Макарова, уже заготовившего письменное "Положение", суть которого сводилась к посылке на выручку барону Толлю "Ермака". Макаров заявил, что он сам готов встать во главе спасательной экспедиции.
     Но при всем уважении к адмиралу его предложение пришлось отклонить. Во-первых, могучие котлы "Ермака" поглощали столько угля, что для него требовалась организация целой сети угольных баз. Во-вторых, опасения вызывала осадка ледокола. И, наконец, в случае вынужденной зимовки (тем паче, ВНЕ корабля) его многочисленный - около 300 чел. экипаж - ожидала почти верная гибель.
     - А почему бы не пойти к Беннету на той же "Заре"? - подал идею академик Ф.Н.Чернышев. - Она же там совсем рядом, в бухте Тикси !
Взоры присутствующих обратились к Матисену. Тот встал.
     - Господа! - начал он. Как говорят, однажды некий комендант некоей крепости допустил серь-езное упущение по службе - не открыл положенной салютации в день прибытия коронованных особ. В свое оправдание сей комендант назвал 18 причин, главнейшая из которых звучала так: "У меня не было пороха!". Я бы тоже мог назвать 18 причин, кои делают предложение послать "Зарю" неосуществимым, но главная из них У МЕНЯ НЕТ УГЛЯ !
     Произведенный тут же подсчет показал, что для транспортировки на Котельный 100 тонн угля потребуется 75 тыс. золотых рублей. Это была почти такая же сумма, которую уплатили за "Зарю" со всем оснащением. Очень сомнительно, чтобы казна выделила такую сумму.
     - А хоть бы и выделила, - пожал плечами Матисен. Все равно время летней навигации будет потеряно. Так что вся эта идея изначально лишена смысла.
     Некоторое время в зале висело тяжелое молчание. Неожиданно вскочил с неожиданной для своих 70 лет быстротой академик Михаил Александрович Рыкачев.
     - Это что же получается, уважаемые милостивые государи? - почти закричал он. Значит, выхода никакого нет? А Эмелине Николаевне Толль и четырем детям мы прямо сейчас сочиним академическую бумагу: так, мол, и так, послать Вашего мужа мы послали, а вот забрать его с этого проклятого Беннета не сможем!?
Рыкачев на секунду замолк, переводя дух. И в этот момент раздался резкий хрипловатый голос:
     - Никакой бумаги писать не придется. К ОСТРОВУ БЕННЕТА ПОЙДУ Я.
Присутствующие разом обернулись...
     Вот здесь, читатель, мы и подошли к самому интересному. Но прежде чем будет названо имя того человека, который под перекрестными взорами академиков сказал "Пойду я", придется сделать небольшое отступление.

Расследование за письменным столом. 

     Начиная собирать материалы о РПЭ, я отправился в Ленинскую библиотеку, дабы поподробнее ознакомиться с биографией барона Э.В.Толля. Выбирать особенно не пришлось - в каталоге на эту тему значилась только одна книга: П.В.Виттенбург "Жизнь и научная деятельность Э.В.Толля". М.-Л., 1960. В ней я впервые и прочитал о том самом совещании в Академии Наук:
     "...Присутствовавшие на заседании участники РПЭ, ссылаясь на опыт плавания
Де-Лонга, предложили добраться до о.Беннета на простом вельботе... Члены комиссии отнеслись чрезвычайно скептически к этому плану..."
     Члены... Участники... Странно, но почему-то ни одной фамилии. Ни при описании заседания, ни на страницах, посвященных собственно спасательной экспедиции. Даже тогда, когда по логике должна была быть названа фамилия руководителя, в тексте вновь фигурируют эти самые "участники"...
     Невольно зародилось подозрение, что налицо не случайная небрежность, а сознательное намерение. Причем основания для того явно должны были быть серьезные, если профессор Виттенбург пожелал вдруг затемнить конкретную персону. Так мне пришлось начать нечто вроде расследования.
     Впрочем, задача поначалу не выглядела особенно сложной: личный состав РПЭ вообще невелик, да и к тому же Павел Владимирович потрудился привести на стр.78 полный судовой список - начиная от руководителя, и кончая вольнонаемным поваром. Посмотрим же, что удастся из него "выжать":

1. Э.В.Толль: географ и геолог;
2. Ф.Г.Зееберг: астроном и магнитолог;
3. Н.Н.Коломейцев: первый командир "Зари";
4. Ф.А.Матисен: командовал "Зарей" в дальнейшем;
5. А.А.Бялыницкий-Бируля: зоолог;
6. Г.Э.Вальтер: врач и второй зоолог.

     На сем круг "подозреваемых" замкнулся. Унтер-офицеров и рядовых рассматривать не имеет смысла, ибо доподлинно известно, что на том заседании из них не присутствовал ни один. А из упомянутой шестерки никто по различным причинам на роль руководителя спасательной партии не подходил: Толль и Зееберг выпадали сами собой, Коломейцев командовал "Ермаком" на Балтике, не будучи уже числящимся "прикомандированным" к Академии Наук, т.е. формальным участником РПЭ также не являлся; Матисен на заседании присутствовал, но летом 1903 г находился на борту "Зари" в бухте Тикси; Бялыницкий-Бируля в день заседания был за 10 тыс. верст от Петербурга, а Вальтер весной 1902 г умер на о.Котельный.
     Остается предположить, что список на стр.78 неточен, или, что вернее, намеренно сфальсифицирован. Но сфальсифицирован деликатно, с удалением одной только нежелательной персоны.
     Связать концы я попытался используя сам судовой список. Прежде всего, обращало на себя внимание явно недостаточное число палубных офицеров, - Коломийцев и Матисен. Получалось, что после ухода первого на материк, второй оставался на яхте вообще в одиночестве. Но такое просто исключено – чтобы в тяжелейших полярных условиях все командные и навигаторские функции исполнял один-единственный офицер... Иначе говоря, он и командир, он и старпом, он и бессменный вахтенный штурман... Нет, подобного не могло быть в принципе.
     Здесь на помощь пришел (случайный или намеренный) проговор Виттенбурга в тексте книги: "...Судно окружал типичный молодой полярный лед, резко отличавшийся от льда прошлого года. Офицеры высказались за то, чтобы остановить машину, дабы определиться с местом и поберечь уголь...". Приведенное описание относится к летнему плаванию 1901 г.
     Итак, профессор написал "офицеры", хотя - по его же свидетельству - на борту "Зари" к тому моменту находился только один Матисен. Безымянная и бестелесная до того персона, таким образом получает характерный отличительный признак - офицер-судоводитель.
     Но упомянутый судовой список подкинул и другую загадку, на сей раз в отношении научных специальностей. А здесь в глаза бросался один весьма существенный для специалиста пробел: на яхте явно не доставало гидролога. Вот это, как говорится, уже не лезло ни в какие ворота. Чтобы в отлично снаряженной экспедиции, отправленной в интереснейший и важнейший для России район Ледовитого океана, и не нашлось места для специалиста-гидролога... На "Заре" просто не могло не быть гидрологической части, и, похоже, ей заведовал тот самый офицер, которого в силу определенных причин следовало предать забвению.
     Но тут мой поиск неожиданно прервался, причем по самой, что ни на есть банальной причине: получив срочное командировочное предписание, я надолго покинул Москву..."

Что рассказала старая фотография.

     Здесь я позволю себе прервать рассказчика, поскольку именно на данном этапе произошло мое неожиданное подключение к расследованию.
     Наше с Чистяковым общение шло большей частью по телефону, и когда несколько дней подряд, набирая его номер, я слышал в трубке только длинные гудки, то это означало, что хозяина дома нет и еще долго не будет, поскольку его внезапные исчезновения менее месяца не продолжались. Оставалось только ждать, пока он сам подаст о себе весть. Но на сей раз и я, также довольно для себя неожиданно, на 2 недели оказался на невских берегах. Было это месяца за три перед отъездом на Святую Землю, поэтому предчувствуя, что Ленинград мне теперь долго не увидеть, я все свободное время бродил по улицам и набережным, прощаясь с этим удивительным и очень мне дорогим городом.
     Помнится, что погода в тот день была какая-то особенно противная. Подгоняемый обжигающими порывами балтийского ветра, я шел по улице Марата в сторону Невского. Случайно на глаза попалась классическая колоннада, над которой рельефными буквами было набрано: "Музей Арктики и Антарктики". Вспомнив, что не был в этом музее уже немало лет, заглянул.
     В залах - ни души. Переходя от раздела к разделу, неожиданно вспомнил недавний разговор о Земле Санникова и бароне Толле и решил посмотреть экспозицию о РПЭ. Была она, надо сказать, довольно скромная. Схема блужданий "Зари" в навигацию 1901 г, кое-какой инструмент, палаточные колышки... Внимание привлекли 2 фотографии: на одной был заснят личный состав экспедиции на борту яхты, а вот на другой... На другой было изображено ТРИ человека в офицерской форме. Фамилий изображенных на ней людей не приводилось.

     Что же получается? Согласно данным Виттенбурга, на яхте было всего ДВА офицера. Понятно, что один из этой тройки - Коломийцев, а другой - Матисен. Кто же третий? Случайный знакомый, или тот самый, кто вскользь упомянут в монографии?.. Дальнейшее заняло всего несколько минут. Сидевшая в комнате научных сотрудников женщина (кажется, Татьяна Васильевна) весьма удивилась моему вопросу, но пройти к стенду не отказалась.
     Бросив взгляд на фото, она неожиданно спросила:
      - Молодой человек, а собственно, почему Вас это интересует? Выслушав мое краткое объяснение, она недоверчиво спросила: - И Вы хотите сказать, что, интересуясь морской историей, не знаете, кто этот офицер?!
     - Татьяна Васильевна, укоризненно протянул я. Неужели Вы думаете, что я Вас разыгрываю?.. Моя собеседница чуть улыбнулась глазами и, показав кончиком ручки на фото сказала: это - Коломийцев, это - Матисен, а это - ... И тут, наконец, прозвучало имя, после которого кабинетное расследование моего друга можно было считать законченным, ибо все сразу становилось на свои места.

Благодаря любезности Татьяны Васильевны, копия фотографии уже через час-полтора лежала в моем дипломате. По возвращении в Москву она, ясное дело, оказалась на столе у Чистякова.

     Вячеслав Николаевич был несказанно рад подарку, поскольку его предположение о «не случайности умолчания» обрело документальное подтверждение.
      С фотографии, сделанной за 90 лет до того, смотрел тот самый, кто на почтенном собрании академиков сказал: "Пойду я": 28-летний лейтенант Российского Императорского флота; помолвленный, но еще не женатый; третий палубный офицер "Зари", прошедший с ней путь от Санкт-Петербурга до Тикси; талантливый гидролог, уже тогда собравший огромный материал о ледовом покрове сибирских морей; будущий герой обороны Порт-Артура; будущий высококвалифицированный специалист морского минного дела; будущий командующий Черноморским флотом и самый молодой вице-адмирал России; будущий Верховный Правитель и будущий арестант 5-й камеры иркутской тюрьмы... 

     Короче, это был Александр Васильевич Колчак...


Четыре за четыре.

     "...После краткой паузы лейтенант продолжил:
     - Думаю, спасательное предприятие обойдется недорого. Потребуется лишь несколько надежных людей и хорошая морская шлюпка. Лучше - промысловый вельбот. И, разумеется, несколько собачьих упряжек.
     Для уяснения ситуации стоит посмотреть на карту. Остров Беннета - конечная цель экспедиции - отстоит ближайшей суши примерно на 70 миль. Казалось бы, добраться до него не составит особого труда, - зимой на собаках, летом на каком-нибудь подходящем плавсредстве. Но в действительности все обстоит намного сложнее. Дело в том, что зимой добраться до Беннета нельзя было ВООБЩЕ. По той причине, что между ним и Новосибирскими островами пролегает Великая Сибирская полынья, - колоссальная трещина, отделяющая собой подвижный океанский лед от неподвижного прибрежного. Летом она ничем особенным не отличается - вода и вода. Но вот зимой эти несколько десятков миль представляют собой нечто непривычное и зловещее - жуткую водо-ледяную смесь, никогда до конца не замерзающую и никакими средствами непреодолимую.
     Потому-то Толль и выбрал для своего похода лето, а байдарами он запасся как раз для переправы через полынью. Отсюда следовал естественный логический вывод: спасатели также должны пойти только летом и тоже взять с собой некое подходящее плавсредство. Наилучшим образом здесь бы подошло какое-нибудь настоящее мореходное судно, но взять его на той географической точке было абсолютно неоткуда. Оставалась только шлюпка, т.е. именно то, что и предложил лейтенант Колчак. Она одна вписывалась в поставленную задачу, поскольку была и достаточно невелика для транспортировки посуху, и достаточно (в отличие от байдар) мореходна, чтобы пройти 70 миль в океане.
     Надо сказать, что шлюпка, даже своевременно доставленная в устье реки Яна, еще не гарантировала успеха всего предприятия. Дело в том, что "чистая вода" держится в этих широтах не более 2-3 недель. Следовательно, для того, чтобы с хорошим запасом успеть на Беннет (и вернуться обратно!), шлюпочный старт должен состояться не в устье Яны, а значительно севернее, лучше всего - на о.Новая Сибирь. Здесь-то и потребуются те самые собачьи упряжки, которые по льду продвинут спасателей возможно дальше на север. Ну а когда "сухое" движение станет окончательно невозможным, настанет срок пересесть на шлюпки и выйти, как говорят моряки, "в отдельное плавание".

Таким был в общих чертах план Колчака, тщательно продуманный, вполне осуществимый, но невероятно рискованный и отчаянно-дерзкий. А члены комиссии вполне обоснованно восприняли его "чрезвычайно скептически". Кто-то даже заметил, что план Колчака столь же безумен, сколь и несчастное предприятие барона Толля.

Памятник А.В. Колчаку в Иркутске

Эта характеристика довольно точно отражала истинное положение вещей. Прежде всего, следовало принять во внимание фактор времени, поскольку "шлюпочной партии" надлежало точнейше вписаться во время чистой воды - т.е., к моменту расхода льда шлюпку следовало продвинуть возможно дальше на север. Отсюда старт собачьих упряжек из устья Яны должен был состояться как можно раньше - по крайней мере, до начала весеннего таяния. Даже самый оптимистический расчет показывал, что группа Колчака (со шлюпкой и прочими грузами) не доберется до устья Яны ранее середины апреля. Следовательно, ее движение по льду уже в условиях интенсивного таяния будет замедленным. Иначе говоря, к началу "чистой воды" группа может попросту опоздать. Но не это самое страшное. Гораздо хуже, если шлюпка успеет проскочить на Беннет, а затем ледовая "дверца" вновь на год захлопнется... Предвидел ли Колчак такой исход? Без сомнения, потому и сделал главную ставку на скорость. То есть, на то динственное, что человеческие силы хоть как-то могли противопоставить неумолимому фактору времени. При этом подразумевалось, что партия выйдет на лед предельно облегченной: продовольствия и снаряжения - лишь инимально необходимый минимум.

     
     Давало ли это хоть какие-нибудь гарантии? Да, но только одну, - что в случае любой непредвиденной задержки или вынужденной зимовки партию ожидает неминуемая гибель. Вот эта-то гарантия и будет дамокловым мечом висеть над группой на всем ее пути. 
     Позднее на допросе в иркутской тюрьме Колчак вспоминал: "...Предприятие это было такого же порядка, как и предприятие барона Толля, но другого выхода не было. Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись к нему чрезвычайно скептически... Но когда я предложил взяться самому за выполнение этого предприятия, то Академия Наук дала мне средства и согласилась предоставить возможность выполнить этот план так, как я нахожу нужным".
     17 января 1903 г комиссия вынесла окончательное решение:
      - послать на о.Беннета специальную шлюпочную партию;
      - начальником партии назначить лейтенанта Колчака;
      - предоставить оному лейтенанту ПОЛНУЮ СВОБОДУ ДЕЙСТВИЙ.
     Так началась эта экспедиция, не знающая себе равных ни до, ни после, ни по сей день. Беспримерная борьба горстки отважных людей со временем, огромными российскими просторами, льдами, океаном и самой смертью.
     ...Барон Толль ушел на Беннет, подвигаемый одной-единственной страстью - увидеть четыре синих горы.
      Лейтенант Колчак "со товарищи" пошел тем же путем уже с иной целью - спасти четыре человеческие жизни.

Дело в... рыбе.

     Того же 17 января, по окончании заседания, Колчак направился на ближайший телеграф и сдал в приемное окошко два небольших текста. Первый был адресован бывшему боцману яхты "Заря" Никифору Бегичеву, второй - старшему рулевому боцманмату Василию Железникову.
     Бегичев был человек огромной физической силы, ясного практического ума и по-детски-неистребимой тяги к разного рода приключениям. Он служил на крейсере "Герцог Эдинбургский", где его и заприметил Коломейцев, с удовольствием перетащивший этого парня к себе на "Зарю". Свой выбор лейтенант объяснил так:
      - Мне нужен особенный боцман: молодой, сообразительный, крепкий телом и умелый руками. Да еще и достаточно грамотный, чтобы со временем приобщиться к навигаторским обязанностям.
     ...Окончание экспедиции совпало для Бегичева с окончанием воинской службы, а последнее в аккурат пришлось на Святочную седьмицу. И вот тут-то ему, жестоко страдающему от непрерывного праздника, принесли телеграмму. Текст был короток и исчерпывающ: "Предлагаю идти на остров Беннета. Колчак." Ответ содержал единственное слово: "Выезжаю".
     В Архангельском областном архиве хранится рапорт уездного исправника о приезде в Мезень Колчака, который отбирал тогда привычных ко льдам мезенских поморов для своей экспедиции. Этот рапорт тоже своеобразный штрих. Судите сами, от Архангельска до Мезени более двух сотен верст, на перекладных - дорога изматывающая. Но Колчак, приехав в Мезень в 9 часов вечера и коротко переговорив с поморами, уже через три часа выезжает в Долгощелье - еще полсотни верст. Здесь тоже короткое совещание, и сразу же в обратную дорогу. За двое суток Колчак и не спал, кажется. Напористость его, быстрая и решительная распорядительность производят большое впечатление. Надо отметить еще один штрих - познакомившись с поморами, Колчак отобрал только холостых - пусть и менее опытных: Михаила Рогачева, Алексея Дорофеева, Илью Инькова и Алексея Олупкина. Все они понимали, на что идут; понимали, что экспедиция совершенно необычная - ведь никто и никогда не отваживался плавать на шлюпке по Ледовитому океану. Риск, конечно, был чрезвычайно велик.

А.В. Колчак в период плаванья на "Заре"

Но если с поморами дело сладилось довольно быстро, то при взгляде на вельбот лейтенант ощутил нечто вроде приступа тоскливой безысходности. Хорошее, добротное сооружение, но тащить его в оставшиеся 3 месяца 5.000 верст по гиблому сибирскому бездорожью?.. Нет, абсолютно нереально! Тем не менее, выход найти все же удалось. "Заря" по-прежнему стояла в бухте Тикси, и Колчак принял решение воспользоваться одним из находившихся на ее борту китобойных вельботов. В те же дни старый знакомый Колчака, директор Якутского городского музея Павел Васильевич Оленин, получив от него пространную телеграмму, в лютый 40-градусный мороз двинулся через Верхоянский хребет к долине реки Яны. Его задачей было закупить 200 ездовых собак. Почерневший от мороза, Оленин добрался до с.Казачье, но здесь его ждал неожиданный удар...

     Сама же экспедиция Колчака общим числом 9 человек совершала тем временем колоссальный железнодорожно-санно-пеший марш по Российской империи. Самому лейтенанту движение казалось нестерпимо медленным, но в действительности все обстояло как раз наоборот: 10.000 верст от Санкт-Петербурга до Якутска группа со всеми грузами и снаряжением одолела за 20 ходовых дней.      
     "...Для сокращения времени проезда, - писал позже в своем отчете Колчак – я еще из Якутска двух человек поморов отправил обратно в Мезень... Далее, я оставил в Якутске часть консервов, уменьшив свои запасы до трехмесячных". Иначе говоря, Александр Васильевич отмерил себе и своим людям только 90 дней активной жизни. Как, впрочем, и жизни вообще.
     Колчак, кстати сказать, собирался жениться сразу после плавания на "Заре". Невеста - Софья Феликсовна Омирова - ожидала его три года. Но теперь свадьба была вновь отложена: - "Не сердись, Сонечка. Вот вернусь...". Наверное, думалось порой и другое - "ЕСЛИ вернусь...
     "Первым в Казачье прибыл Никифор Бегичев. Ему поручалась важнейшая миссия - доставить с борта "Зари" главное плавсредство экспедиции - 26-футовый промысловый вельбот. Огромный, похожий в своих меховых одеждах на бурого медведя, боцман тут же потребовал от Оленина 40 лучших ездовых собак.
     - Хочу сгонять до бухты Тикси, - объяснил он. "Сгонять" в данном случае означало буквально следующее: сделать 420 верст по зимней арктической тундре; затем, как-то приспособить на двух собачьих упряжках громоздкий 40-пудовый вельбот; и, наконец, присоединив к 40 собачьим одну человеческую силу, проделать весь путь в обратном направлении. Боцман однако ничуть не бравировал, - он в действительности полагал это дело самым обыкновенным.
      Сам Колчак прибыл в Казачье 4 апреля, и сразу же был огорошен сообщением Оленина, что на всем побережье от Яны и до Индигирки не нашлось даже 200 ездовых собак. То есть, самого необходимого минимума. Причиной тому оказался... летний неулов рыбы. Удара с этой стороны лейтенант никак не ожидал. Кто бы мог подумать, что успех или неудача спасательной экспедиции окажутся в зависимости от такого прозаического фактора, как прошлогодний "недолов"?! Но, увы, это было именно так, - собаки питаются вяленой рыбой. Ну, а если нет рыбы - нет и собак. Поэтому пришлось довольствоваться тем, что удалось закупить - 161-й "тягловой единицей". А это, в свою очередь, неизбежно влекло к сокращению и без того предельно облегченного продовольственного запаса экспедиции.
     "...Неулов рыбы, - писал позднее Колчак - поставил мое предприятие в очень серьезные условия... еще в Казачьем мне пришлось кормить собак оленьим мясом, сберегая ограниченные запасы рыбы для перехода на острова..." Другими словами, основная фаза экспедиции ЕЩЕ не началась, а собаки УЖЕ поглощали человеческую пищу...
     21 апреля Бегичев и отправившийся ему на помощь Оленин привезли-таки на нартах вельбот. А еще спустя 2 недели, экспедиция в составе Колчака, Оленина, Бегичева, Железникова, 4-х поморов и 9-х местных якутов, имея при себе громоздкий 40-пудовый вельбот и 10 собачьих упряжек, покинули селение Аджергайлах и вышли в море "аки по суху".
     Последующие 30 дней пути по тяжелому, коварно-липучему снегу вспоминались потом участниками путешествия как труд воистину каторжный. "Тягловую повинность" исполняли все на равных, без различия чинов и положений. Промокшие до нитки от талых вод и собственного пота люди каждый день в буквальном смысле слова тянули лямку наравне с ездовыми собаками. Вельбот, поставленный на две нарты, конечно сильно затруднял движение отряда.
     "Торос, местами очень серьезный для обыкновенных нарт, заставлял нас постоянно останавливаться, рубить дорогу для вельбота и общими силами перетаскивать 36-ти пудовую шлюпку через хаотически нагроможденные холмы ледяных глыб и обломков", - писал Колчак. Собаки еле брели, поэтому всем без исключения пришлось впрягаться в лямки.

       На подходе к о.Большому Ляховскому собаки подчистую съели весь наличный запас рыбы, и якуты-каюры с обычной своей невозмутимостью доложили Колчаку: - Все, начальник! Теперь собачка мало-мало помирай будет.
     Александр Васильевич распорядился достать мясные консервы. Без лишних слов он сам вскрывал пудовые банки. На снег полетели вперемежку ветчина от Елисеева, нежный английский ростбиф, пряная французская солонина... Хватая за жесткие загривки совершенно ошалевших от никогда не виданного ими корма лаек, лейтенант каждую тыкал носом в деликатесное ассорти:
     - Лопайте, родимые, чтобы мало-мало помирай не было!
      23 мая после изматывающего перехода - более 500 верст по тяжелым всторошенным льдам - группа подошла к Медвежьему мысу - крайней южной точке о.Котельный. Здесь пришлось дожидаться вскрытия льдов, а заодно удалось отдохнуть, убить медведя и насолить рыбы.
     "...Таяние, - писал Колчак, - было очень энергичное: лед разрушался очень быстро и давал надежды на скорое взламывание..." Но надежды надеждами, а мучительно-неподвижное пребывание на Медвежьем растянулось на долгие 8 недель.
     Только 18 июля повалил тяжелый мокрый снег и задул ровный крепкий норд-вест.
     - Александр Васильевич, - просунулся в тесноту палатки несший наружную вахту Бегичев: - лед растащило! Можем идти.
     В мгновение ока свернули лагерь. Громоздкий округлобрюхий вельбот (40 пудов собственного веса + 35 продовольствия и снаряжения) наконец-то почувствовал под килем долгожданную живую воду.
     Колчак отдал команду: - Рангоут ставить! Поморы все разом обнажили головы, поворотились на восток и с неспешной серьезностью осенили себя крестным знаменем:
     - Святителю отче Николае, моли Б-га о нас, путешествовати хотящих по хлябям зыбким...
      Плавание до Благовещенского мыса продолжалось 10 дней, частью под парусами, частью на веслах. Очень часто путь им преграждал сплоченный прошлогодний лед, и тогда все семеро дружно впрягались в лямки. Но в сравнении с уже пройденным такие волоки представлялись детскими забавами. Потом лейтенант отметил, что были по крайней мере 2 обстоятельства, которые кране осложняли работу: снег, шедший огромными массами с 19 по 26 июля, и крайняя омелость берегов Земли Бунге и Фаддеевского острова, не позволявшая шлюпке подойти ближе 2-3 кабельтовых к берегу. То есть, устраиваясь на береговую ночевку, лейтенант и его люди ежевечерне и ежеутренне принимали ледяную ванну.
     В своем отчете Колчак напишет: "18 июля лед при крепком ветре, доходившим до степени шторма, стал отходить от берегов, и мы немедленно нагрузили вельбот, поставили паруса и пошли вдоль южного берега острова Котельного, ... вдоль южного берега Земли Бунге к Фаддеевскому острову и вдоль берегов последнего к мысу Благовещенья, с которого я предполагал перебраться через Благовещенский пролив на Новую Сибирь к мысу Высокому... Мне никогда не приходилось видеть такой массы снега во время арктического лета; снег шел не переставая, густыми хлопьями заваливая все на вельботе мягким влажным покровом, который таял в течение дня, вымачивая нас хуже дождя и заставляя испытывать ощущение холода сильнее, чем в сухие морозные дни. Время от времени для отдыха и чтобы согреться мы предпринимали высадку не берег. Найти проход в ледяном вале, мы входили в тихую, точно в озере, полосу воды шириной иногда около кабельтова (около 200 метров), и сейчас же садились на мель. Приходилось вылезать всем в воду и тащить, насколько хватало сил, вельбот ближе к берегу; затем мы переносили палатку и необходимые вещи на берег, разводили костер из плавника, отдыхали, а затем принимались снова бродить по ледяной воде, пока не удавалось вытащить вельбот на глубокое место, где мы ставили паруса и отправлялись дальше...    
     Наше плавание вдоль берегов Фаддеевского острова продолжалось при той же снежной погоде, придавшей совершенной зимний вид берегам и тундре этого острова. Высадки наши на берега были еще затруднительнее, чем на Земле Бунге - шлюпка садилась на мель чуть не в полутора-двух кабельтов от берега, и, чтобы выбраться на него, приходилось совершать путешествие по вязкому илу, под которым часто встречалось ледяное дно. Эти путешествия всегда кончались невольными купаньями, а отсутствие запасов одежды ставило нас в крайне неприятное положение все время находиться в сыром платье, что при температурах около 0 градуса было временами очень тягостно".

      28 июля вельбот вошел в Благовещенский пролив, отделяющий о.Фаддевский от о.Новая Сибирь.
     В отчете записано: "...18 часов почти непрерывной физической работы затратили мы на эти 25 верст, перебираясь по быстро движущемуся льду, переплывая внезапно открывающиеся каналы и полыньи...
     " 30 июля справа по борту открылся мыс Высокий.
     - Посмотрите, - воскликнул Железников, указывая на скалистую вершину. Там ЛЮДИ! Эге-ге-гей, Эдуард Васильевич, это мы!!
     - Отставить ликование, сказал опуская бинокль Колчак. - Это не барон. Это Бруснев.
     Да, это был Михаил Иванович Бруснев, инженер-технолог по специальности, социал-демократ по убеждениям и политссыльный по тогдашнему положению. На Новой Сибири он зимовал и летовал по собственному почину, на тот невероятный случай, если барон как-то сумеет преодолеть Великую Полынью. Увы, но чуда не случилось...
      - Помогай вам Б-г, - от всего сердца пожелал он вельботной команде.

     2 августа лейтенант Колчак повел свое "плавсредство" в открытое море, на сей раз уже в самый Ледовитый океан. Ветер благоприятствовал, и лейтенант без особого труда держал курс норд-норд-ост - на невидимый за горизонтом Беннет.
     Наконец, на прояснившемся горизонте вырисовались черные, отвесно спускающиеся в море скалы острова Беннетта, испещренные полосами и пятнами снега и льдов.
     Но здесь я почту за лучшее умолкнуть. Ибо право рассказать о дальнейшем есть только у одного человека на свете - у самого Александра Васильевича Колчака... "

Из официального отчета.

     "...4 августа я продолжал идти под парусами, ничего не видя за туманом. Только в половине второго часа дня поднявшийся наконец туман открыл нам прямо по курсу скалы и обрыв зюйдового берега о.Беннета вблизи мыса Эмма...
     Ветер стих, мы убрали паруса и на веслах стали пробираться между льдинами.
     Около 5 вечера мы пристали к берегу острова. Еще не вышли мы из вельбота, как Железников... достал лежащий у уровня воды блестящий предмет, оказавшийся крышкой от алюминиевого котелка, которые находились в партии барона Толля.
     Выйдя на берег, мы сейчас же нашли небольшой керн с лежащей под ним медвежьей шкурой, вблизи которого имелись следы стоянки – костровище, оленьи кости, пустые гильзы... Факт пребывания барона Толля был установлен таким образом сразу.
     Вытянув вельбот и переночевав, я с Бегичевым и помором Рогачевым пошел на другой день на мыс Эмма, где по условию должен был находиться знак барона Толля. 
     ...На мысе Эмма... мы увидели керн с воткнутым в него байдарочным веслом, а возле него лежала бутылка с тремя записками. Первая извещала о благополучном прибытии Толля на остров 21 июня 1902 г; вторая содержала план и указание, как найти жилище барона; третья записка Зееберга поясняла вторую и указывала на перемену места постройки поварни. Извещения об оставлении острова не было.
     …Судя по чертежу, хижина находилась на противоположном - восточном - побережье острова. Идти туда по фирновому леднику, обрывающемуся в море двадцати-тридцатиметровой стеной, было и трудно, и опасно. Поэтому решили спуститься на морской лед и идти напрямик к мысу, где по чертежу была обозначена хижина.
     ...Пройдя возвышенный полуостров, который я назвал именем академика Чернышева, мы увидели небольшую поварню... Она оказалась пустой и до половины наполненной снегом, смерзшимся в твердую ледяную массу... "
     "…Я шел передом, - записал в своем дневнике Бегичев, - увидел впереди трещину, с разбегу перепрыгнул ее. Колчак тоже разбежался и прыгнул, но попал прямо в середину трещины и скрылся под водой. Я бросился к нему, но его не было видно. Потом показалась его ветряная рубашка, я схватил его за нее и вытащил на лед... Но это было недостаточно - под ним опять подломился лед, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову, вытащил еле живого на лед и осторожно перенес... к берегу. Положил на камни и стал звать Инькова, который стоит возле трещины и кричит: "Утонул, утонул!" - совершенно растерялся. Я крикнул ему: "Перестань орать, иди ко мне!". Мы сняли с Колчака сапоги и всю одежду. Потом я снял с себя егерское белье и стал одевать на Колчака. Оказалось, он еще живой. Я закурил трубку и дал ему в рот. Он пришел в себя. Я стал ему говорить - может, он с Иньковым вернется назад в палатку, а я один пойду. Но он сказал: "От тебя не отстану, тоже пойду с тобой". Я пошел по камням, были крутые подъемы и спуски. Он совершенно согрелся и благодарил меня, сказал - "в жизни никогда этого случая не забуду". Сам Колчак - тоже штрих к портрету! - пишет об этом инциденте предельно кратко: "Эта попытка обошлась мне очень дорого ввиду порчи единственного анероида, с которым я провалился под лед и, таким образом, был лишен возможности как следует определить высоты на ледниках".
     "...Мы приступили к разламыванию льда и скоро нашли под кучей камней ящик, в котором лежал 4-й и последний документ, адресованный на имя Президента Академии Наук, и содержащий краткое извещение о переходе на Беннет, краткое описание самого острова, ящики с геологической коллекцией, фотоаппарат, инструменты, приборы и следующую записку: "Отправляюсь сегодня на юг. Провизии имеем на 14-20 дней. Все здоровы. 76 град. 38 мин. с.ш., 149 град. 42 мин. в.д. Э.Толль. Губа Павла Кеппена, о.Беннетта. 26.10/08.11/ 1902г."

      - Эх!! - Бегичев со злостью отшвырнул тяжелую кирку. - ЗАЧЕМ!!!
     Никто к этому ничего не добавил, поскольку добавлять было нечего. Действительно, не мог же Толль не понимать самоубийственность своего решения - во мраке полярной ночи идти к Новосибирским островам, - ибо зимний поход на юг НИКОГДА не мог вывести на твердую сушу...
     Толль и его товарищи были, фактически, обречены. Отныне уже не приходилось сомневаться, что ни барона, ни его спутников на острове не было. Как не было их на всем белом свете. Ибо между Беннетом и всей остальной населенной людьми сушей дымила черными хлябями Великая Сибирская полынья. Бездна, из которой нет возврата. НИКОМУ.

    Колчак со своей стороны, как и соратники его, сделали, конечно, все, что могли - ночевали на льдинах, жили впроголодь - фактически восемь месяцев они питались только тем, что удавалось добыть охотой или ловлей рыбы. "Все спутники мои остались живы, - с гордостью скажет Колчак на допросе. И повторит, подчеркнув, - мы вернулись все, не потеряв ни одного человека". Этим, действительно, можно было гордиться.

Эпилог.

    "...Объезды по берегам островов не нашли никаких следов, указывающих на возвращение кого-либо из людей партии барона Толля.
    К 7 декабря моя экспедиция, а также инженер Бруснев прибыли в Казачье. Все здоровы. Лейтенант Колчак." (из срочной телеграммы от 2 января 1904 г.)
    Колчак действительно думал, что все здоровы. Он еще не знал тогда, что ежедневные ледяные ванны у берегов Земли Бунге очень скоро вызовут у него жесточайший ревматизм. ...Теперь оставалось только одно - определить, наконец, свою личную жизнь.   
     Невеста, кажется, уже устала ждать. Она приехала на берег Ледовитого океана (на мыс Святой Нос), чтобы встретить своего суженого. Мужественная женщина!
     …В час пополудни 21 марта 1904 г в Михайлово-Архангельской церкви Иркутска состоялся обряд венчания, которым на веки вечные сочетались воин Александр и девица София. Медовый месяц новобрачных продолжался ровно сутки. Затем лейтенант отбыл для прохождения службы в пока еще не замкнутый кольцом осады Порт-Артур, а Софья Феликсовна Омирова-Колчак возвратилась в Петербург.
     "…Я по телеграфу обратился в Академию Наук с просьбой вернуть меня в Морское ведомство и обратился в Морское ведомство с просьбой послать меня на Дальний Восток, в Тихоокеанскую эскадру для участия в войне" – скажет впоследствии Колчак.
     Кстати, любопытная и характерная подробность: шафером на свадьбе был Никифор Бегичев – сословные предрассудки, по-видимому, были для Александра Васильевича чужды.
     В Порт-Артур они тоже отправились вдвоем. Колчак был назначен вахтенным начальником на крейсер "Аскольд", а Бегичев - боцманом на миноносец "Бесшумный".
     ...В 1906 г только что возвратившийся из японского плена лейтенант Колчак получил в допол-нение к золотой сабле с надписью "За храбрость" еще одну золотую награду - Большую Константиновскую медаль Русского Географического общества.
     Молодой лейтенант был поставлен в один ряд с такими корифеями, как Нансен, Пржевальский, Норденшельд.
     Спасательная экспедиция на остров Беннетта будет отмечена как "выдающийся и сопряженный с трудом и опасностью географический подвиг". Академик Ф.Н.Чернышев, немало поработавший на Севере, подводя итоги экспедиции говорил: "Даже норвежцы не решаются делать такие отважные путешествия, как Александр Васильевич Колчак".

      ...Вечером 6 июля 1916 г вице-адмирал Колчак принял от вице-адмирала Эбергарда командование Черноморским флотом, которое продолжалось до полуночи на 10 июля 1917 г.
     ...5 января 1920 года адмирал подписал указ об отречении, а в ночь с 12-го на 13-е, по требованию иркутского Политцентра, чехами были разоружены его конвой и охрана поезда с золотым запасом России.
     15 января в Иркутске в 10 часов вечера состоялась передача чехами Колчака, председателя Совмина Пепеляева и их свиты Политцентру. А еще несколько дней спустя бывший верховный правитель предстал перед сформированной Политцентром следственной комиссией.
     ...В 5 часов утра 7 февраля 1920 г адмирал Колчак был выведен из своей камеры и вместе с премьер-министром своего правительства Пепеляевым расстрелян, как непремиримый враг советской власти.
     По словам очевидцев, он встретил смерть мужественно, как подобает боевому офицеру. Легенда гласит, что выкурив последнюю папиросу, он бросил свой золотой портсигар расстреливавшим его красноармейцам: "Пользуйтесь, ребята!". В другой легенде утверждается, что Колчак напомнил председателю Иркутской губчека С.Чудновскому старую военную традицию – расстрелом офицера должен командовать офицер, старший по званию. И сам отдал команду «ПЛИ!»
      ...В 1928 г труд Колчака "Льды Карского и Сибирского морей" был переведен на английский язык и переиздан Американским Географическим обществом. Фактически, это первая научная монография по гидрологии Северного Ледовитого океана, но и сейчас, пожалуй, она остается одной из лучших книг о полярных водах и льдах.
      Колчак впервые дал физическое объяснение Великой Сибирской полыньи; впервые предсказал, что кроме выносного дрейфа льдов, открытого Фритьофом Нансеном, в Ледовитом океане - между полюсом и Канадским архипелагом - существует замкнутый антициклонический круговорот. Научные идеи Колчака намного опередили время, но даже в науке (и до сих пор) имя его искусственно забыто, хотя советские океанографы нередко использовали, как свои, мысли и теории Колчака.
      И теперь - через 100 лет - вновь и вновь листая страницы его трудов, написанных предельно ясно, невольно думаешь, что именно наука была, наверное, настоящим призванием Колчака, Что ж, может быть…
     ...В 1939 г по решению ВСНХ СССР бывший остров Колчак, что лежит в Таймырском заливе, был переименован в o.Расторгуева. В дальнейшем, его имя упоминалось только в связи с его борьбой с большевиками. Но советские чиновники от политгеографии, казалось бы, навсегда вымаравшие имя Колчака из истории России, забыли или не знали, что на острове Беннета живут в теснейшем соседстве три женских имени. Дабы вечно свидетельствовать о тех, кто ждал и не дождался...
- Мыс Эмма: назван лейтенантом Де-Лонгом по имени своей жены (вдовы) Эммы Де-Лонг;
- Мыс Эмелины: назван бароном Толлем по имени своей жены (вдовы) Эмелины Николаевны Толль;
- Мыс Софии: назван лейтенантом Колчаком по имени своей невесты (жены, вдовы) Софьи Феликсовны Омировой-Колчак.

     Так он называется и по сей день.

Отец А.В. Колчака - генерал-майор артиллерии,   участник Крымской кампании	А.В.Колчак в 1-ую мировую войну